– Помню, помню, Серёженьк, в ту пору я так напугалась, и ужас на меня напал: тогда мне помнилось, а вдруг эта комета на Землю упадёт и всех нас раздавит, вот тогда бы мы с тобой не сидели бы тут, а то видишь, как всё хорошо и на душе радостно! – с большим желанием ответила Анисья Серёге на его упоминание о комете.

Серёга до глубины души был доволен, что Анисья так живо беседует с ним, и всё дело идёт у них на лад. И преисполненный хорошим настроением, осмелев, он позволил себе подняться со своего места и подсесть к Анисье, где она сидела на лавке у простенка. Она его не оттолкнула.

– Давай наблюдать за кошкой, вон она мышей подкарауливает, – с умыслом предложил Серёга, наблюдая, как кошка в полуосвещённой избе под кроватью охотится за мышами. – Только тише, а то спугнёшь! – таинственно предупредил Серёга.

И они, смиренно пришипившись, сидели молча, боясь пошелохнуться, чтобы не помешать насторожившейся кошке. Притаившись, Серёга только теперь почувствовал, что в малолюдной избе пахнет какой-то келейностью, овчинной кислостью с примесью запаха мышатины. Не прошло и минуты, Серёга, не спросясь, молча взял её руку в свою горячую ладонь, ещё минуты через три он её уже обнял, а потом, не сдержав в себе буйную дрожь во всём теле, он трепетно поцеловал её в горячие нежные губы. В этот счастливый, многообещающий вечер Серёга засиделся у Анисьи до полуночи. На второй день вечером Серёга почему-то не пришёл, а Анисья его поджидала и, несколько раз отодвинув занавеску на окне, всматривалась в освещённую луной улицу. «Не идёт ли?» – но он не появлялся. На третий же вечер, как только стемнело, Анисья заслышала, как в сенях зашаркали чьи-то шаги: это был Серёга.

– Ты что вчера-то не приходил? – в избной полутьме встретила она его вопросом.

– Луку с чесноком наелся, вот и постеснялся, – честно признался Серёга.

– Ну и что, что наелся? – переспросила его Анисья.

– Как это что?! Ведь пришлось бы мне с тобой целоваться, а от меня разит как от козла – всё же неудобно, я постеснялся.

– Да я бы всё стерпела, я так ждала тебя вчерась, что моченьки моей нету! – растревоженно призналась она перед ним.

– Да ещё меня вчера мамка разговорила: куда, грит, ты попрёшься на воскресенье-то, все кельи закрыты, и святки нынешний вечер прикрыты – грех! Мамка думает, я по святкам разгуливаюсь.

– Эх, ведь и верно, нынче воскресенье, а я совсем из виду упустила, думала святки-то неспрерывно идут! – высказала свою оплошность Анисья. – Ну ладно, иди, подойди ко мне поближе и сядь со мной рядышком, дай-ка я тебя любовно прижму к себе да поцелую! – взволнованно проговорила она и поцеловала Серёгу.

Они сидели рядом и вели непринуждённый, задушевный, любезный разговор.

– Не смотри на красоту лица человека, познай его сердце! – поэтически высказался Серёга перед Анисьей, чувствуя, что он завлёк её не красотой своей, а какой-то особой к ней любезностью. – А хошь я тебе к кровати ножки выточу! – услужливо предложил он, видя, что постель у неё на не особенно взрачной кровати.

– Выточи, я бы и больно рада была! – отозвалась Анисья.

Не согласовав с домашними такой важный вопрос, как женитьба, Серёга приступил к сватовству, но раз отец пообещал его женить по весне, то он, Серёга, решил женитьбу не откладывать до весны, благо невеста подвернулась – лучше желать нельзя. Приступив к сватовству вплотную, помимо показания беспредельной любви к ней, он расхваливался перед Анисьей:

– У меня всякой сряды насряжёно, на всю молодость хватит: вот чёсанки новые, с новыми калошами, пеньжак добротный, шапка, рубах несколько, одних портков малестиновых штук восемь запасёно, так что поженимся, немножко пообживёмся и тебе всего накупим: сарафанов и платков с полушалками понакупим сколь тебе захочется, столь и приобретём! – самозабвенно размечтался Серёга перед своей невестой. – Я тебя ещё пуще любить стану! – к сказанному добавил он.