Но, может быть, они попали в библиотеку последних хозяев, уже будучи подделкой? Такая огромная по величине труда подделка могла попасть в библиотеку лишь путем покупки. Значит, кто-то из владельцев был заинтересован подобными вещами и купил подделку. А если это так, то не мог он не показать дощечек другим, и до 1919 г. не могли они укрыться от всеобщего сведения. Остается одно, наиболее правдоподобное объяснение: дощечки сохранялись в родовом архиве от поколения к поколению, но никто не понимал их истинного значения и фактически никто о них ничего не знал. Лишь разгром библиотеки в барском доме выявил их наличие, и они были обнаружены А. Изенбеком.

Самыми основательными доводами в пользу подлинности дощечек, по мнению С. Лесного, являются они сами и их письмена. Как известно, всякая подделка имеет своей основной чертой стремление «подделаться» подо что-то уже известное, уподобиться ему. Подделыватель употребляет все свои силы и знания при этом, чтобы его произведение было похожим на что-то уже известное. В «дощечках Изенбека» ничего этого нет: все в них оригинально и не похоже на уже известное. С. Лесной приводит в этой связи свои аргументы.

1. «Хотя мы и знаем, что в древности иногда писали на дощечках, – это, прежде всего дощечки, которые стали известными из истории всех стран вообще. Значит, надо было изобрести технику письма на дереве, которая фактически никому не известна в подробностях. Каждый фальсификатор, идя по этому пути, понимал, что он может попасться моментально, ибо не было уверенности, что его способ писания на дереве настоящий и что эксперты не обнаружат его подделки немедленно».

2. «Алфавит, употребленный автором „Велесовой книги“, совершенно своеобразный, хотя в основном и очень близкий к нашей кириллице. Ни один известный исторический документ не написан этим алфавитом – опять-таки факт, чрезвычайно опасный для подделывателя: подозрение вызывалось немедленно, а коль скоро оно появилось, могли найти легко и другие его промахи. При подделке можно было, скорее всего, ожидать изобретения особого алфавита, а между тем это – примитивная, несовершенная кириллица, с разнобоем в ней, но без грецизмов, достаточно хорошо выявленных в настоящей кириллице».

3. «Язык книги совершенно своеобразный, неповторимый, объединяющий в себе наряду с архаизмами, по-видимому, и новые языковые формы. Значит, и здесь подделывателю грозила опасность попасться немедленно. Казалось, уж чего проще: пиши по-церковнославянски, так нет – „фальсификатор“ изобрел особый язык».

4. «Количество „поддельного“ материала огромно – тратить такую уйму труда подделывателю не имело никакого смысла. Было бы достаточно и десятой его доли, а между тем мы знаем, наверное, что не все А. Изенбеку удалось подобрать, и не все было переписано».

5. «Некоторые детали текста указывают на то, что автор „Велесовой книги“ дает версию, отличную от общепризнанной, вразрез с существующей традицией. Стало быть, автор не следует линии „подделывания“, он оригинален».

6. «Имеются подробности, которые могут быть подтверждены лишь малоизвестными или почти забытыми древними источниками. Следовательно, фальсификатор должен был иметь глубокие знание древней истории. При таких знаниях проще было быть известным исследователем, чем зачем-то неизвестным фальсификатором».

Итак, чтобы подделать «Велесову книгу», фальсификатор должен был сделать следующее.

1. Отработать технику писания на деревянных досках, причем так, чтобы буквы сохранялись сотни лет, ибо шашель (жучок) заводится далеко не сразу.

2. Создать алфавит, который, несмотря на близость к кириллице, отличается от нее как отсутствием нескольких букв, так и формой, наличием их вариантов.