Табу, наложенное Сталиным в 1947 г. на научные и общественные контакты с внешним миром, рухнуло. Ученые получили возможность для профессиональных стажировок и работы за рубежом. Поехали за границу представители советских «общественных организаций» (профсоюзы, общества дружбы), ученые и инженеры, включая даже «невыездных» физиков-ядерщиков. Начались контакты между учеными-обществоведами. Журналисты и писатели получили возможность съездить в «творческие командировки» в Париж, Рим и Нью-Йорк. В учебных заведениях Москвы и Ленинграда появились молодые иностранные исследователи. Программы помощи для «братских» стран привели к тому, что десятки тысяч советских инженеров и других специалистов работали во второй половине 1950-х гг. в Китае, Египте, Индии и других странах.
Советское руководство считало, что «народная дипломатия», расширение контактов между общественными организациями и гражданами, поможет размягчить антикоммунистические настроения на Западе. Отчасти это было так. Но приоткрытие «железного занавеса» еще больше меняло российское общество.
Свидетельство очевидца
Федор Бурлацкий, молодой работник журнала «Коммунист», вспоминал позже о своей поездке вокруг Европы на теплоходе «Победа»: «Я даю вам честное слово, что я этой поездкой был потрясен больше, чем XX съездом партии. Я увидел такую культуру, такой образ жизни, который нам не мог и во сне присниться. То, что Хрущёв приоткрыл нам Запад, – это было колоссальное событие для всей страны». – Л. Лурье, И. Малярова. 1956 год. С. 111.
Выражая настроения части образованной молодежи, Евгений Евтушенко писал в 1955 г.: «Границы мне мешают. Мне неловко / Не знать Буэнос-Айреса, Нью-Йорка. / Хочу шататься, сколько надо, Лондоном, / Со всеми говорить, пускай на ломаном».
Разрушались пропагандистские мифы о том, что жизнь людей за рубежом, особенно в развитых капиталистических странах, ужасна и опасна. Напротив, становилось ясно, в какой нищете и убогости десятилетиями жили граждане «первого государства рабочих и крестьян». Вместо этого росло ощущение, что «там лучше». Коммунистическая номенклатура усвоила это в первую очередь. Ксенофобия, внедряемая Сталиным, обернулась у многих огромным любопытством перед всем «заграничным», а у некоторых – комплексом неполноценности. Вокруг иностранных туристов возник новый вид черного рынка – фарцовка, перепродажа иностранной одежды и товаров, которых не было в советской торговле.
Событием, изменившим лицо Москвы, стал всемирный фестиваль молодежи, проходивший в июле-августе 1957 г. Это была кульминация «народной дипломатии», задуманной Кремлем. Подготовкой фестиваля руководил комсомол, были задействованы громадные людские и материальные ресурсы. В Москву приехали 30 000 молодых иностранцев со всего мира. Огромное любопытство и радушие москвичей поразили их. Фестиваль превратился в народный «карнавал», в котором участвовало до трех миллионов людей. Рухнули или были отменены многие табу. Город украсился множеством флагов всех наций – от флага Соединенных Штатов до флага Самоа, а не только красными. Символом фестиваля был «голубь мира» Пабло Пикассо, а не серп и молот со звездой, на выставках можно было увидеть невиданные дотоле абстрактные картины, на концертах услышать давно забытую «буржуазно-упадническую» эстрадную музыку.
Впервые со дня Победы молодежь свободно танцевала на Красной площади и даже в Кремле. На площадях и улицах играли недавно запрещенный американский джаз, танцевали танцы, которые советская печать считала «развратными» и «буржуазными». Несмотря на комсомольский актив и КГБ, иностранцы «пошли по рукам», всем хотелось узнать из первых рук, какова жизнь за рубежом. Позже в Москве даже появились «дети фестиваля», плоды непродолжительных знакомств русских девушек с симпатичными иностранцами. Это было только начало нашествия иностранцев: в 1964 г. в СССР уже приехало 1 миллион 33 тысячи интуристов.