Дальше все было очень неромантично. Владимир приказал привязать князя и княгиню к столбу и на глазах у них изнасиловал Рогнеду прямо на земляном полу, предварительно объявив ее рабыней. После чего на ее глазах по его приказу были убиты родители, а сама Рогнеда стала… одной из жен Владимира, причем нельзя сказать, чтобы любимой. Хотя и родила ему старшего сына Изяслава.

Да, я не оговорилась: одной из жен. Язычник Владимир имел самый настоящий гарем, в то время, правда, не слишком многочисленный. Зато, утвердившись у власти в Киеве, Владимир поставил на холме за теремным двором кумиров языческих богов, в том числе деревянного Перуна с серебряной головой и золотым усом. Идолам на холме киевляне приносили человеческие жертвы.

Добрыня остался княжить в Новгороде, а Владимир несколько лет провел в самом неприглядном распутстве. У него было несколько жен, в том числе, и вдова его брата Ярополка, некая гречанка, бывшая прежде монахиней. Она родила Владимиру сына Святополка, но существует стойкая гипотеза о том, что этот ребенок (получивший впоследствии красноречивое прозвище «Окаянный») был сыном Ярополка.

Кроме Рогнеды и гречанки Владимир имел еще трех законных жен и 800 наложниц: 300 было у него в Вышгороде, 300 – в Белгороде и 200 – в селе Берестове. Так что времени собственно на княжение у Владимира оставалось не так уж и много. Да и вообще впору пойти по пути академика Фоменко и объявить, что Владимира на самом деле звали Соломоном.

Впрочем, возможно, что летописцы сознательно рисовали Владимира-язычника только черными красками, чтобы ярче показать чудотворное воздействие на него христианской веры. Не исключено, что Владимир был не бОльшим грешником, чем все остальные князья его времени, а количество его наложниц завышено в разы: для пущей убедительности. Ибо 800 наложниц не нужны даже османскому султану.

Тем более что, говоря словами Н. М. Карамзина, он «изъявил отменное усердие к богам языческим. Отвоевав в 981 Червенские города (Перемышль и др.), ранее захваченные Польшей, совершив успешные походы против вятичей (981—982), ятвягов (983), радимичей (984) и камских болгар (985), князь возжелал воздать почести благосклонным „богам“, покровительствовавшим его дружине в деле объединения страны».

«И постави кумиры на холме вне двора теремного, – говорит летописец, – и приносил им жертвы. И привождали люди сынов своих и дщерей и служили бесам и оскверняли землю требами своими».

Однажды жребий быть принесенным в жертву идолам пал на юного Иоанна, сына православного варяга Феодора. Отец отказался выдать его язычникам, сказав:

– Если ваши боги всемогущи, пусть сами придут и попробуют взять сына у меня! У вас не боги, а дерево: нынче есть, а завтра сгниют; не едят, не пьют, не говорят… не дам сына своего бесам!

Разъяренная толпа растерзала и отца, и сына в их собственном доме. Эти люди стали первыми и последними мучениками христианства в языческом Киеве. Церковь наша чтит их под святыми именами Феодора и Иоанна, а сам князь Владимир после своего обращения в христианство воздвиг на месте их гибели первую из созданных им церквей – во имя Успения Пресвятой Богородицы (она получила название Десятинной, так как благочестивый князь давал на ее содержание десятую часть своих доходов).

Впрочем, фанатичным язычником Владимир оставался не так уж и долго. Собрав «под свою руку» немалые земли, двадцатипятилетний князь задумался о единой религии для всех своих подданных. И потянулись на Русь посольства от разных народов, призывавшие Русь обратиться в их веру.

Сперва пришли волжские болгары мусульманской веры и хвалили своего Магомета; потом иноземцы из Рима от папы проповедовали католическую веру, а хазарские евреи – иудейство. Последним прибыл проповедник, присланный из Византии. Он стал рассказывать Владимиру о православии, и слушал его Владимир со всем вниманием. Но и только… пока.