Таким образом, разорение северных уездов было структурным кризисом, порожденным военной революцией и перераспределением ресурсов в структуре «государство – элита – народ» в пользу государства. Кризис достигает особой остроты в перенаселенных областях, где положение было тяжелым и раньше – с увеличением налогов оно стало невыносимым. В целом, однако, структурный кризис имел локальный характер: он распространился только на северные «черные» земли.

Война с Польшей началась вскоре после «рокоша» 1648 года, закончившегося победой дворянства и утверждением крепостного права. Как отразилось это событие на положении помещичьих крестьян? Последствия отмены «урочных лет» сказались не сразу: ведь реальный механизм сыска беглых еще не существовал, и крестьяне продолжали уходить от помещиков. Бояре и церковь по-прежнему сманивали крестьян на «льготу»; в 50-х годах приказчики патриарха Никона разъезжали по казанским уездам и уводили от помещиков тысячи крестьян. Возможно, затягивание исполнения решений о закрепощении было тактикой правительства реформаторов – однако это не могло продолжаться вечно. В 1657 году поместное ополчение перед походом собралось в Москве, и дворяне подали царю новую челобитную: они требовали организации сыска беглых. В 1658 году были впервые посланы сыщики по уездам выявлять бежавших крестьян; затем они посылались ежегодно. В 1661 году было установлено, что землевладелец, принявший крестьянина, должен в качестве штрафа отдать четырех своих крестьян. Сыск беглых в 60-х годах стал грандиозным предприятием, охватившим всю страну: были пойманы и возвращены прежним владельцам десятки тысяч крестьян.[251]

Необходимо отметить, что хотя прикрепление к земле означало потерю крестьянами свободы передвижения, в других отношениях они оставались свободными людьми. Крестьяне владели своим имуществом, которое не мог отнять помещик, могли вступать в финансовые сделки, брать на себя денежные обязательства. Крестьяне могли жаловаться в суд, в том числе и на господские поборы «через силу и грабежом»; они могли по суду возвратить себе насильственный перебор. Крестьянин не мог быть лишен земли и превращен в дворового; помещик был обязан наделить своего крестьянина землей и в случае необходимости инвентарем. В то же время помещики издавна обладали судебной властью над крестьянами в гражданских делах, и вместе с прикреплением крестьян это создавало благоприятную почву для дальнейшего наступления на крестьянство.[252]

Это наступление началось в 1660-х годах, когда экономическая обстановка побудила помещиков к увеличению барщины. Ю. А. Тихонов приводит данные о двойном увеличении барщины в отдельных селах коломенского уезда между 1640 и 1662 годами. Средний размер барщины в 60-х годах составлял 0,66 десятины на душу; эта величина вдвое превосходила средние нормы 30 – 40-х годов. Усиление эксплуатации вызвало немедленный отпор крестьян: в 1670 году началось восстание Степана Разина. Восстание вспыхнуло на Дону, где скопились беглые крестьяне из центральных районов, «голутвенное казачество». Вследствие своей многочисленности казаки страдали от голода; сначала они попытались «добыть зипунов» набегом на Персию, а потом обратились против московского правительства, против ненавистных бояр и дворян. В июне 1670 года казаки овладели Астраханью, а в конце июля десятитысячное казачье войско на двухстах стругах двинулось вверх по Волге; приволжские города без сопротивления открывали ворота, народ выходил встречать казаков хлебом-солью. Разин рассылал во все стороны своих есаулов; казаки приходили в деревни и читали призывающие к восстанию «прелестные письма». Призывы попали, как огонь в стог сена, – в начале осени «полыхнула» вся степная Россия от Воронежа до Самары. Ненависть закрепощаемых крестьян наконец нашла выход: все брались за топоры и вилы, повсюду горели дворянские поместья. «Дворян и детей боярских побили с женами и детьми и дома их все разграбили», – свидетельствует симбирский летописец.