Но этого было недостаточно для честолюбия Филиппа. Он возжелал править единолично: к тому же, зная, как любимо имя Гордиана было в Риме и в провинциях; опасаясь даже, что солдаты вновь проникнутся нежностью к этому юному императору, когда исчезнет причина, вызвавшая их недовольство; чувствуя, наконец, с каким невыгодным положением – будучи человеком низкого происхождения, достигшим верховной власти дурными путями – он будет бороться против законно избранного принца, племянника и внука императоров, он пришел к выводу, что не будет в безопасности, пока жив Гордиан, и приказал тайно умертвить его, по-видимому, посредством скрытых козней.

Капитолин приводит здесь малоправдоподобную сцену. Он говорит, что Гордиан, которого Филипп третировал с надменностью и высокомерием, попытался сбросить ненавистное ярмо и добиться смещения своего угнетателя солдатами. Для этого он взошел на трибуну в сопровождении своего родственника Меция Гордиана, занимавшего высокое положение в армии. Там он жаловался собравшимся офицерам и солдатам на неблагодарность и наглость Филиппа, но его жалобы были встречены с презрением и не возымели действия. Видя, что проигрывает своему противнику, он потребовал равенства с ним – и получил отказ. Тогда он предложил, чтобы ему хотя бы сохранили титул Цезаря, но и этого не добился. Он даже соглашался довольствоваться должностью префекта претория, но его мольбы не были услышаны. Наконец, он ограничился просьбой о сохранении ему жизни, и Филипп, который присутствовал при этом и до сих пор оставался немым зрителем, позволяя действовать и говорить своим сторонникам, сначала как будто согласился на эту унизительную и справедливую просьбу, но после минутного размышления изменил решение и приказал схватить Гордиана, увести и казнить: что и было исполнено, хотя не сразу, а после небольшой отсрочки.

Этот рассказ, представляющий Гордиана столь же жалким, сколь Филиппа – жестоким и tyrannical, содержит в себе плохо связанные и неубедительные обстоятельства: более того, если бы Филипп открыто приказал убить Гордиана, он не смог бы скрыть свое преступление, как это сделал, ни написать сенату, что молодой принц умер от болезни. Поэтому мы предположим, что он прибег к коварству, чтобы избавиться от него, и действовал тайно. Гордиан погиб, по мнению г-на де Тиллемона, в начале марта 244 года от Р. Х., процарствовав с титулом Августа пять лет и около восьми месяцев. Ему было около двадцати лет.

Филипп сделал вид, что чтит его память: он устроил ему пышные похороны и отправил его прах в Рим. Он разрешил солдатам воздвигнуть ему гробницу или кенотаф в Заифе, месте его смерти, близ Цирцезия, города, построенного при слиянии Хабора [2] и Евфрата. Он оставил нетронутыми его изображения, статуи, надписи, упоминавшие его с почестями; и когда этот несчастный принц был причислен сенатом к лику богов, Филипп не стыдился называть богом того, кого убил.

Смерть Гордиана была отомщена. Филипп, насладившись плодами своего преступления всего несколько лет, был лишен их Децием, который отнял у него империю вместе с жизнью: и его сын, которого он намеревался сделать своим наследником, разделил его печальную участь. Те девять человек, которые помогли ему убить Гордиана, лишившись поддержки принцев, единственных, кто мог гарантировать им безнаказанность, покончили с собой и, как говорят, теми же мечами, что были запятнаны кровью их императора.

Только после смерти Филиппа на гробнице Гордиана могла появиться эпитафия, приведенная Капитолином: «БОЖЕСТВЕННОМУ ГОРДИАНУ, ПОБЕДИТЕЛЮ ПЕРСОВ, ПОБЕДИТЕЛЮ ГОТОВ И САРМАТОВ, УСМИРИТЕЛЮ МЯТЕЖЕЙ, РАЗДИРАВШИХ РИМСКУЮ РЕСПУБЛИКУ, ПОБЕДИТЕЛЮ ГЕРМАНЦЕВ, НО НЕ ПОБЕДИТЕЛЮ ФИЛИППА». Последняя фраза имеет двойной смысл: она указывает на преступление убийцы Гордиана, но может быть истолкована и как намек на поражение, которое молодой император потерпел от рук Филиппа во время македонской кампании. Говорят, Лициний, правивший вместе с Константином и желавший считаться потомком императора Филиппа, приказал убрать эту эпитафию. Возможно, это всего лишь игра ума, которую Капитолин выдал за реальность.