Саанулит с годами становился все более жестоким и резким к своей пастве. Войны и смерть, несущие ему силу, все больше занимали его мысли и планы. Ожесточение мира влияло на всех остальных богов в той или иной степени, но никто не мог ничего сказать боку Войн, ведь он, как и остальные – делал свою работу.
Старшие и младшие боги тоже с годами менялись и все дальше уходили от простых и понятных нам интересов, все дальше и дальше заполняя Великий Октаэдр своим укладом. Одно не менялось с годами, и к первой, ни к третьей тысячи лет – большинство богов продолжали ненавидеть того, кто называл себя Анубисом, и именно поэтому истории о нем, являются наиболее яркими и интересными, ведь ненависть и зависть – это самые человеческие чувства, присущие всем смертным…
Пока большинство богов учились как можно меньше прикладывать усилий для получения максимума положительного эффекта для себя, другие боги, чуть чаще сталкивающиеся со смертью, отмечали, что Анубис самолично спускается к каждой душе, не перекладывая свою ношу на кого-либо иного и не пуская все на самотек. Боги не сразу, но поняли, что часть своих обязанностей можно спускать на свои тени, фантомы созданные из силы Бога и исполняющие простые задачи в мире среди смертных. Другие же научились прокладывать прямые каналы силы к храмам или алтарям, чтобы не присутствовать на молитвах людей чтобы получить причитающееся. Да, такие способы не давали полноценного потока, но для ленивого бога и такой расклад был уместен.
Лично же исполнявшие свои роли боги считались по меньшей мере чудаками, или откровенными скрягами. Анубис в этом списке был, но не никто не считал его чудаком. Некоторые сделали неверные выводы, посчитав, что у Бога нижней части Октаэдра нехватка сил или что куда хуже – он копит их для чего-то ужасного. Глупость и страх так же присущи богам, а потому некоторые из них решили дать отпор зарвавшемуся отшельнику, который никому не мешал своей деятельностью.
И вновь у порога мира нелюбимого всеми шакала стояли боги, зачинщиков было не мало, но впереди стоял тот, кто посчитал себя лидером. Имя тому храбрецу было Артанаог, ответственный за самоубийц, жестокий Старший бог совершенно не ценящий людских жизней. На самом деле неудивительно, что именно он пришел к порогу Анубиса. Будучи тесно связанным со смертью, Артанаог часто видел подземного шакала и презирал его только за то, что тот никогда не останавливался для простой беседы с тем, кто по праву является его коллегой. По мнению одного из древнейших источников, бог самоубийц выглядел как антропоморфный жук-могильщик, покрытый плотным панцирем, который был создан из предсмертных слов тех, кто прощается со своей жизнью. А ведь сотканное из нематериального, невозможно преодолеть обычным оружием. Была ли то глупость или нет, сейчас никто уже не скажет, возможно, Артанаог не сам решил выйти к вратам в царство Анубиса, но это для нас и не важно, факт был уже свершен тогда, когда прозвучали слова глупца.
«Выйди из своей норы, презренный Анубис, сын шакала и дворовой шавки! К тебе взываю я – Артанаог, бог самоубийц!» – возвестил старший бог и с бесстрашием смотрел как открываются врата мира подпольного, и вздрогнули все, когда услышали какофонию кричащий и стонущих людских голосов, наполненных ужасом и болью. И, как и в первый раз, из норы шакала поднимался темный тяжелый дым восходя все выше и выше, к самому потолку яруса Великого Октаэдра. Такое вот представление, и пока все внимали увиденному и услышанному, из своего царства поднимался Анубис, но поднимался он не один, ведь подле него шел крупный пес с оскаленной головой. Артанаог усмехнулся и выхватил кривую саблю, испещренную всевозможными рубцами и зубьями. Однако больше он не успел ничего, даже рот повторно открыть, чтобы высказаться, чего говорить о том, чтобы блокировать выпад? Голова Артанаога была отделена от тела без звука, без помпы или возвышенных речей. Тело бога самоубийц растеклось грязной водой по полу Великого Октаэдра, а сила, хранимая в голове, отошла победителю. Пес Анубиса злобно рыкнул, фыркнул и вместе с хозяином повернулся для того чтобы вновь скрыться в его чертогах, но вдруг, кто-то еще набрался храбрости, и не промолчал.