Стоит мне вспомнить Дэвида, и тут же возникает мысль о смерти.
Дэвид, где ты?
«Один, два, три, четыре, пять, англичанина чую опять».
«Вы хотите получить Темный Дар? – спросил я при нашей первой встрече. – Я не говорю, что когда-нибудь вы от меня его получите. Скорее всего, нет. Но вы хотите? Если бы я согласился, вы бы его приняли».
Мне так хотелось, чтобы он попросил. Он не сделал этого, и никогда не сделает. И теперь я его любил. Я встретился с ним вскоре после того, как мне приснился сон, – мне это было необходимо. Но сон я забыть не мог, и, возможно, он еще не раз приходил ко мне в часы глубочайшего дневного забытья, когда под покровом тьмы я был холоден, беспомощен и недвижим, как камень.
Ну что ж, теперь вам известно о моих снах.
А теперь вновь представьте себе Францию зимой, снежные сугробы вокруг крепостных стен, освещенного горящим в очаге огнем смертного молодого человека, который вместе со своими охотничьими собаками спит на соломе. Эта картина гораздо точнее символизирует мою смертную жизнь, чем любое воспоминание о парижском театре, где незадолго до революции я был счастливым юным актером.
Вот теперь можно начинать. Если вы не против, давайте перевернем страницу.
ЧАСТЬ 1
ИСТОРИЯ ПОХИТИТЕЛЯ ТЕЛ
Путешествие в Византию
Тут старых нет. Здесь молодость живетВ объятиях друг друга. Птичья трель -Песнь поколений, их в века исход.В протоках лосось и в морях макрель -Все славит лето: рыба, птица, скот,Зачатье, зарожденье, колыбель, -Всяк в любострастном гимне пренебрегВсем, что бессмертный интеллект сберег.Как ветошь, пережившая свой срок,Стареющий ничтожен. Свой же он,Душой рукоплеща, – свой каждый клокУступит песне смертный балахон.Но нет уроков пенья – есть урокНаследия блистательных времен.А посему моря я переплылИ в Византию вещую вступил.Покинь, мудрец, божественный огонь,Как на златой мозаике стены,Покинь святой огонь и струны тронь,Душой моею сладив дрожь струны,В стареющем животном урезоньБоль сердца, в коем страсти вмещены.Оно тебя не знает. ПосемуМне вечность подари – но не ему.Природой созданный – я не искалСебя в ее подобьях воплотить, -Пусть эллин бы искусный отковал,Из мысли в золото с эмалью слить,Дабы сонливый государь не спал,И с ветки золотой напевы длитьДля византийских барынь и господО том, что было, есть и что грядет.[2]У. Б. Йетс
ГЛАВА 1
Майами – город вампиров. Саут-Бич на закате, согретый ласкающим теплом совсем не зимней зимы, чистый, цветущий, утопающий в электрическом свете; умиротворенное море овевает нежным бризом темную береговую полосу кремового песка и остужает гладкие широкие мостовые, заполненные счастливыми смертными.
На фоне транспортного шума и гула людских голосов важно шествуют современные юнцы, с трогательной вульгарностью поигрывающие натренированными мускулами, и молоденькие женщины, исполненные гордости за свои гладкие бесполые модные бедра.
Старые гостиницы с оштукатуренными стенами, когда-то второсортные прибежища престарелых, теперь обрели новую жизнь, окрасились в модные пастельные цвета и сияют элегантными неоновыми вывесками. В ресторанах под открытым небом на столах с белыми скатертями мерцают свечи. По бульварам медленно ползут большие сверкающие американские машины, в то время как их водители и пассажиры любуются ослепительным людским потоком; иногда пешеходы полностью заполняют проезжую часть, не позволяя автомобилям двигаться дальше.
На далеком горизонте огромные белые облака под безграничным звездным небом похожи на вздымающиеся горы. При виде лениво, но неустанно изменяющегося южного неба, залитого лазурным светом, у меня всегда перехватывает дух.