А. Б. Куракин отличался большим педантизмом в одежде: каждое утро, когда он просыпался, камердинер подавал ему книгу вроде альбома, где находились образчики материй, из которых были сшиты его великолепные наряды, и образцы платья; к каждому из них полагались особенная шпага, пряжки, перстни, табакерка и т. д.

Однажды, играя в карты у императрицы Екатерины, князь внезапно сильно побледнел: открывая табакерку, он с ужасом обнаружил, что перстень, надетый у него на пальце, совсем не подходит к табакерке, а она, в свою очередь, не соответствовала остальному костюму. Волнение его в связи с этим открытием оказалось столь сильным, что он проиграл, имея на руках хорошие карты. По счастью, никто, кроме него, не заметил вопиющей оплошности камердинера.

Во времена Александра I, когда сам государь ездил в однолошадном экипаже и совсем исчезли богатые кареты и обложенные галунами ливреи, один Куракин остался верен прежнему екатерининскому обычаю ездить в вызолоченной карете о восьми стеклах, запряженной цугом, с форейтором, двумя лакеями на запятках, двумя верховыми спереди и двумя скороходами, бежавшими за каретой.

В 1810 году, когда он жил в Париже, с ним случилось несчастье: на празднике, устроенном австрийским послом в честь бракосочетания императора Наполеона с эрцгерцогиней Марией-Луизой, вспыхнул пожар. Все бросились к дверям, и князя Куракина, галантно пропускавшего дам вперед, толпа смяла и повалила на пол, так что он сильно обгорел и едва не погиб. Как ни странно, спасением своим он, пожалуй, обязан роскошному мундиру, буквально залитому золотом; правда, во время суматохи князь лишился бриллиантов, похищенных с его одежды, на сумму более 70 тысяч франков.

Последние годы жизни (он умер в 1818 году) А. Б. Куракин, состоявший членом Государственного совета, провел в Петербурге, в своем особняке на Миллионной, часто задавая роскошные пиры и блистательные балы, куда собиралось все высшее общество. В такие дни дом его горел огнями, огромный оркестр оглашал танцевальный зал звуками полонезов, толпы ливрейных слуг и официантов сновали по залам, а скороходы, расставленные у подъезда, встречали и провожали гостей.

После смерти Куракина его городской особняк приобрел А. М. Потемкин, впоследствии избранный губернским предводителем дворянства. Благодаря его супруге Татьяне Борисовне (1797–1869) их дом стал центром благотворительной деятельности, известным всей России, и оставался таковым в течение последующих сорока с лишним лет, до самой смерти его хозяйки.

Потемкины не сразу купили дом; поначалу они просто наняли его, прочитав весною 1817 года в «Санкт-Петербургских ведомостях» следующее объявление: «По случаю отъезда Его Сиятельства Князя Александра Борисовича Куракина на целебные воды за границу, отдается в наем на два и на три года собственный дом его, состоящий 1 Адмиралтейской части 1 квартала, в большой Миллионной, со всеми находящимися в оном украшениями, как то: шелковыми в двух покоях обоями, с окнами, украшенными драпериями, зеркалами, люстрами, картинами, столовыми часами, с вызолоченными из красного дерева с бронзою и без бронзы всякого рода мебелями… с конюшнею на 22 стойла, сараями на 8 карет, с разными погребами и особым для виноградных вин…»

Куракину не суждено было вернуться из-за границы, и в 1820 году А. М. Потемкин купил дом у наследников покойного князя.

В молодости Татьяна Борисовна Потемкина, урожденная княжна Голицына, считалась одной из первых красавиц, что подтверждает и публикуемый миниатюрный портрет. Есть в ней что-то от пушкинской Татьяны, какая-то углубленная сосредоточенность с налетом романтизма. Впрочем, судьба ее ничем не напоминает судьбу литературной героини, разве что браком не по любви.