После Опиумной войны 1840 года суверенитет государства находился под угрозой, страна была разбита, обострился социальный кризис, в порабощенной стране постоянно появлялись новые опасные ситуации. Для всех слоев общества это было время чрезвычайных потрясений. Такие представители патриотической интеллигенции и передового чиновничества, как Линь Цзэсюй и Вэй Юань, выражали свое огорчение тем, что молодые конфуцианцы не оказывали никакой помощи в сложившийся ситуации, они надеялись, что император воспрянет духом. Чиновники внесли план «научение иноземным умениям и преимуществам для [последующего] контроля иноземцев», но времени у них не хватило, они так и покинули мир, не осуществив намеченный план.

Винтовки и пушки, кровь и огонь были тяжелым испытанием для китайского народа. В ходе этих испытаний «обучение» через физическую и душевную боль, приобретение морали и добродетели, которые не могли более уклоняться от ударов иностранных карабинов и пушек, и стали настоящим «китайским образованием.

В это время работники иностранного просвещения, с одной стороны, упрямо защищали уже укоренившееся традиционное «китайское образование», а с другой стороны, неохотно выступали за подражание вынужденному «западному образованию», в их сердцах сосуществовали вместе национальная гордость и осознание угрозы для всей нации. Тем не менее обе стороны этого внутреннего противоречия в период деятельности движения «Ян-У» находились в согласии и продолжали сосуществовать. «Китайское образование» вовсе не было заброшено, «западное образование» тоже внедрялось, и это положение дел, в некоторой степени, отражает тенденцию краха феодальной экономики и зарождения капиталистической экономики того времени.

Между процессом и результатом иностранной образовательной мысли также возникла очевидная пропасть. Иностранное образование придерживалось позиции изучения Запада, т. е. максимального использования западных «инструментов», «умений», «искусств» и некоторую часть «управления» для укрепления шаткого положения китайских национальных наук и предотвращения катастрофы в критический момент. Однако на деле ситуация обстояла как раз наоборот. Вслед за проникновением западного образования внутри идеи использования «китайских наук в качестве основы, западных наук для применения» произошли изменения, выражавшиеся в устранении всего старого и принятии нового. Такая форма постепенно стала угрожать существованию традиционного китайского «содержания». К тому же появилась необходимость посредством «содержания» западного демократического режима преобразовать «содержание» феодального деспотичного режима[65] для того, чтобы адаптироваться к западному «оформлению» образования, которое при этом непрерывно развивалось. Поэтому в поздний период развития движения «Ян-У» с каждым днем нарастал призыв уничтожить феодальное «содержание», сковавшее социальное развитие. Народ открыто критиковал незыблемую идею об «установленном порядке предков» и поддерживал мнение фракции «Ян-У»: «[Если] не разбираться в трудностях Китая, то [придется] страдать от политической непримиримости, западный мир именно потому испытывает такое великое спокойствие внутри стран, что не был занят классифицированием и усовершенствованием своих интеллектуальных корней»[66]. Признавалось также, что идея использования «китайских наук в качестве основы, западных наук для применения» способна только подражать поверхностным знаниям в отношении Запада, она не учитывает внутренней основы западных наук. Вышедшие из движения «Ян-У» реформисты также открыто выражали склонность к демократической политике западных стран. Именно по этим причинам было учреждено народовластие, ряд парламентских палат, преобразовался феодальный самодержавный политический режим и широко распространилось общественное мнение. Кроме того, был сформирован общенациональный идеологический тренд, развитие которого реализовалось в рамках программы «Сто дней реформ». Фактически политика «Ста дней реформ» стала неизбежным результатом развития деятельности Движения по усвоению заморских дел.