– Чирик ты мне должен, помнишь? Я спишу долг, но мне нужно внутрь, всего минут на двадцать, – сказал я по телефону.

Он что-то промычал в ответ, из чего я разобрал только одно, что нам нужен черный ход. Мы прошли в переулок. Чирик стоял около открытой двери и курил. Он замер, когда увидел Кристал.

– Двадцать минут и можешь забыть про долг, – сказал я и прошел вместе с Кристал внутрь.

Я знал, что он не откажет. Пятерка для студента, пусть и работающего – много. Да и к кому он придет в следующий раз занимать, если откажет сейчас?

Мы шли по опустевшим коридорам галереи. Лица с портретов смотрели на нас по-разному: с улыбкой, угрозой, насмешкой.

– Мы идем смотреть что-то особенное?

В Третьяковке была одна картина, да что там в Третьяковке. Я не был силен в искусстве, но из всех картин, что видел, до ужаса нравилась одна. И не нужны «Мона Лиза» Да Винчи и «Подсолнухи» Ван Гога.

– Да. Ты когда-нибудь здесь была?

Кристал покачала головой.

Атмосфера была немного напряженной, и я испугался одного, что не посмотрел в интернете, не вывезли картину на очередной показ куда-либо. Пройдя знакомый коридор, я увидел включенную подсветку и выдохнул.

– Слышала такого художника Верещагина? -

Кристал мотнула головой.

Пройдя двери, я остановился и посмотрел на левую стену. Картина висела там, где и должна была. Кристал остановилась, как вкопанная, отчего меня дернуло назад.

– А как…

– Апофеоз войны.

Кристал смотрела с широко открытыми глазами, как и тогда на балконе.

Выжженная земля без какого-либо намека на растительность, обгорелые деревья, стая падальщиков и на переднем плане огромная гора человеческих черепов. Все это было грустно, но картина мне очень нравилась, так как имела очень глубокий смысл. Кристал посмотрела на меня.

– Я как та земля, которой нужна влага, – сказал я.

Кристал улыбнулась, подошла ближе, и мы уже, не помню в которой раз за вечер, целовались. Я хотел показать ей еще одно место, один памятник, но было уже поздновато и я решил, что в следующий раз. В коридоре появился Чирик, быстро-быстро тыча правой рукой по запястью левой. Я посмотрел на часы. Мы были в галерее уже больше часа.

– Буду должен, – кинул я, когда Чирик закрывал за нами дверь.

– Да не стоит. Чего не сделаешь для хорошего человека, – ответил он.

Мы приехали домой около девяти вечера и набросились друг на друга, словно, животные.

Это был первый, но не последний раз, когда я узнал, что настоящий вечер заканчивается в пять утра.

Было начало одиннадцатого, когда я открыл глаза и улыбнулся, сквозь открытый балкон, новому дню. Кристал уже не было, чему я не удивился, как и не было её машины. Я прошел на кухню, включил чайник. Я был бодр и свеж, но привычка есть привычка. Я налил кофе, сделал пару бутербродов и, быстро их сжевав, закурил. Минут через пятнадцать раздался стук в дверь. Я не поверил и правильно сделал – на пороге стоял Чирик.

– Тут такое дело…

– Сколько?

– Чирик, – ответил Чирик.

Я гоготнул. Я всегда так делал, правда не всегда он просил десятку. Открыл верхний ящик под зеркалом и выудил пару пятерок.

– Одна за вчерашнюю задержку, вторую будешь должен.

Я давно не видел Чирика таким сияющим.

– А ты я смотрю неплохо после галереи провел время.

Я, наверно, как-то не естественно посмотрел на него, отчего Чирик весь сжался.

– Свободен. Не до тебя сейчас, – и закрыл дверь.

Закрыв ящик, я прошел в комнату и взял телефон.

Кстати, насчет денег. Я ими не сорил, ведь их было не так много, но на жизнь, если не работать, должно было хватить. В ящике всегда лежала десятка и, думаю, уже понятно для кого. А насчет пачки в ресторане, то таких у меня было две. Даже три, но та была в долларах и на черный день. Я порой вспоминал о ней, но редко. Спросите откуда? От Алекса, но об этом чуть позже. И да, я давно ждал такого момента, как на кануне вечером в ресторане.