Окружение царя была шокировано тем, что Шульгин и Гучков прибыли небритыми, взъерошенными и в какой-то грязной одежде. Кто-то из окружения даже подошёл к Гучкову и сказал: «Этот пиджачок-то мы вам припомним!». Всё это было вызвано тем, что в их внешнем виде увидели осознанное неуважение к царю. Однако, Гучков и Шульгин, прибывшие из обезумившего Петрограда, даже не задумывались об этом. Всё это показывает разный взгляд на происходящее тех, кто прибыл из новой жизни Петрограда, и тех, кто всё ещё живёт старыми представлениями о дворцовом этикете, который рушится и исчезает на глазах.
2-го марта Гучков и Шульгин получили отречение царя, вернулись в Петроград, и всем сразу стало понятно, что произошло что-то не то. Гучков зачитал отречение перед народом и воскликнул: «Да здравствует государь Михаил Александрович!». Понятно, что после этого его чуть не линчевали: толпа кинулась на него, обвиняя в предательстве, и даже попыталась арестовать. Спас Гучкова только Родзянко, который был очень больших размеров: он буквально вырвал его, загородил и вывел. Из этого всем сразу же стало ясно, что Михаила Александровича никто не примет.
Так, представители Временного правительства пришли к Михаилу Роману и сообщили ему эту неожиданную новость. Разумеется, для великого князя это было невероятным шоком, потому что уже несколько лет Николай с ним абсолютно не считался из-за того, что Михаил женился за границей на разведённой женщине. В течение нескольких часов, все, кроме Милюкова и Гучкова, отговаривали Михаила Александровича от принятия этого предложения. Он, совершенно ничего не понимающий, вышел с Родзянко в другую комнату, и спросил: «Если я приму это предложение, сможет ли Временное правительство обеспечить мне безопасность?». Далее, получив отрицательный ответ, Михаил сказал, что не будет принимать власть.
Следом Керенский начал кричать о своём потрясении благородством Михаила Александровича, и начинались масштабные перемены. При этом Россия ещё не стала республикой, и до 1-го сентября её политический строй был не определён: предполагалось, что вскоре соберётся Учредительное собрание, которое и определит форму правления. Во всяком случаи, 3-го марта Михаил Александрович отрёкся от престола, и династия Романовых прекратила своё существование.
Уже 8-го марта в Царское Село явился новый командующий Петроградским военным округом генерал Корнилов, и арестовал царицу. С одной стороны, кто-то вспоминал, что вёл он себя совершенно по-хамски, но с другой – есть версия о том, что этот арест должен был спасти её и других родственников царя от самосуда.
На следующий день приехал Николай, которого объявили, как «полковника Романова» (можно вспомнить, как Людовика XVI во время Французской революции стали называть «гражданином Луи Капетом»). Так, полковник Романов соединился со своей семьёй, и они остались пленниками в Царском Селе.
Вскоре после этих событий старый, нищий и голодный философ Василий Розанов в Сергиевом Посаде в своей последней книге «Апокалипсис нашего времени» написал такие слова:
Русь слиняла в два дня. Самое большее – в три. Даже «Новое Время» нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая «Великого переселения народов». Там была – эпоха, «два или три века». Здесь – три дня, кажется даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом – буквально ничего.