Слишком много страданий.
Слишком много унижения.
Слишком, слишком.
В какой-то момент Фай решил, что хуже быть не может, все самое страшное с ним уже случилось, но потом женщины, насытившись, ушли, и свет от костров заслонили плечистые фигуры. Они подходили все ближе, смыкая вокруг Фая кольцо, пока окончательно не отрезали его от внешнего мира — от деревьев, шумящих на краю лагеря, от рассыпанных по земле палаток, от Эвера, притихшего и больше не издающего ни звука.
Руки, сильные, грубые, вздернули его, измученного, вверх и поставили на колени, перед глазами оказался мускулистый живот с кубиками пресса. Твердые пальцы взяли пленника за подбородок.
И Фай понял, что всегда может стать хуже, чем уже есть.
* * *
Он проснулся среди ночи от крика и не сразу сообразил, что лежит в собственной кровати. Темнота обступала со всех сторон. Из мрака жадными пальцами к нему тянулись призраки прошлого. Под бешеный стук сердца Фай зажег светильник на тумбочке и нервно оглядел комнату: никого, — и с облегчением упал обратно на подушку.
Сон. Всего лишь сон.
Пустой желудок скрутило, и уже через минуту Фай склонялся над умывальником, извергая из себя остатки позднего ужина. Едва успел добежать до уборной за дверью.
Тогда его тоже рвало. Под ноги своим мучителям. И каждый раз он получал оглушающие пощечины, такие, что в голове звенело, а из глаз сыпались искры.
Разогнувшись и вытерев рот, Фай посмотрел в зеркало.
— Ничего этого со мной не было, — сказал он своему отражению и поджал дрожащие губы.
«Мне всего лишь приснился кошмар», — добавил он мысленно, а потом плечи его сгорбились, руки затряслись, и по щекам побежали слезы.
— Ничего не было. Ничего не было, — упрямо твердил Фай в тишину ночи, и соленая влага собиралась в уголках его губ.
Полчаса понадобилось, чтобы взять себя в руки и загнать вереницу болезненных образов обратно в глубь подсознания.
Он дома. Дома.
Эйхарри, та самая злодейка из Сумеречных земель, помогла ему освободиться из плена и вернуться в Троелевство.
Судорожно вздохнув, Фай наклонился над чаном с водой и смысл с горящего лица слезы. Ни о каком сне больше не шло и речи. Он просто не мог заставить себя вернуться в кровать — бродил по спальне, переставлял на полке деревянные фигурки зверей, смотрел через оконное стекло на светлеющее небо. Никак не получалось поверить, что все осталось позади.
— Не было. Ничего этого не было.
Он подошел к тумбочке рядом с постелью и, воровато оглядевшись, достал из верхнего ящика надежно спрятанную под бумагами миниатюру — овальный портрет девы с огромными голубыми глазами и косами цвета спелой пшеницы. Эллианна. Этот портрет Фай давным-давно стащил из дома ее отца, когда вместе с родителями приходил к ним в гости на какой-то семейный праздник. Дурной поступок, но Фай ничего не смог с собой поделать: любоваться красотой Эллианны хотелось каждый день.
Завтра — Фай посмотрел на солнце, робко выглянувшее из-за деревьев, — вернее, уже сегодня он попросит у сурового Меливинга руки его дочери. И никто никогда не узнает его страшную тайну.
2. Глава 2
Чудовище из Сумрака — именно так Фай в мыслях называл жену Эвера — установила в «Воль’а’мире» свои порядки, и в целом это оказалось неплохо. По крайней мере, за один закон Фай был ей безмерно благодарен: эйхарри запретила топить опороченных эльфов в Кипящем болоте. Даже отправила в каждую из трех общин королевства по группе наблюдательниц, чтобы они следили за тем, как соблюдаются ее указы.
И дышать стало легче, ибо, сколько бы Фай ни твердил своему отражению в зеркале, что насилия не было, что увиденное во сне — всего лишь яркий ночной кошмар, а не воспоминание, правда висела над его головой заточенным топором. Если случившееся в лагере Иданн всплывет, Фай навсегда обзаведется клеймом изгоя, но хотя бы сохранит жизнь.