(Ха! Вот вам типичный урок истории задом наперед.)

Но как бы все то ни было, сейчас двадцатипятилетний Люка сидел в своем уютном доме (доставшемся ему по наследству от нашего покойного деда, очень любившего маленького Люку) на своем же мягком диванчике, читал книги, купленные им на собственные деньги, и ждал, когда его собственная жена в соседней комнате наконец-то родит ему долгожданное дитя.

Вот так.

Часы пробили полдень, и, собственно говоря, все. Тишина. Только ежеминутный шелест от страниц. И если бы из соседней комнаты не вышел бы один из докторов со странной ухмылкой на лице и со словами: «Принимайте товар», то, полагаю, Люка так бы и продолжал сидеть на своем диванчике и бегать глазами по пустым строкам, время от времени подливая себе в кружку чай из большого фарфорового чайничка, расположившегося на стеклянном столике рядом с диваном. М-да…

Но в действительности Люка все услышал, принял к сведению, встал с диванчика и пошел к своей жене.

– Ты хорошо справилась. Хорошо. Хвалю. Вот тебе доллар. Можешь чего-нибудь прикупить себе, – так обратился он к полуобнаженной юной девушке, лежавшей на письменном столе в беспамятстве. – А вы, господа… Ба-а-алин, даже слов никаких нет. Отработали все до цента. Красавцы!

Люка заткнулся и, сочувственно поджав губы, похлопал обоих докторов по плечам. Доктора тоже сочувственно поджали губы и тоже похлопали Люку по плечам. И так, сочувственно глядя друг другу в глаза, троица простояла где-то с минуту напротив бессознательно улыбавшейся новоиспеченной матери, пока у одного из врачей мгновенно не запотели очки и он не подбежал к младенцу, не перевернул его и не похлопал ладошкой по спине.

Младенец чихнул и выпустил газы. Мать перестала улыбаться, несмотря на лошадиную дозу обезболивающего, введенного ей перед родами. А шокированный Люка уставился на доктора, только что спасшего от удушья его новорожденную дочь.

– Т… Твою мать! Вот это называется профессионал своего дела! Держите еще доллар, профессор!

Врач-акушер аккуратно взял доллар Люки и поклонился.

Затем Люка предложил докторам покинуть его дом, потому что хоть они и красавцы, но все же время – деньги, как говорится, а ему еще надо посидеть над книгами и подготовиться к завтрашней встрече.

Мать и дитя

Через несколько минут после того, как дверь за докторами захлопнулась, а Люка переместился на свой диванчик, мать младенца более-менее пришла в себя, встала со стола и бессознательно покинула комнату. Затем она также бессознательно приняла душ, плотно перекусила, написала кому-то письмо на десять листов, растопила камин, выслушала лекцию о вреде расточительства от своего мужа, потушила камин, села на диван и что-то начала вспоминать… Что-то такое… М-м-м… Почему она вдруг захотела заняться садоводством? Почему она только сейчас вспомнила, что в поселении, как говорят, воздух чище, чем в Городе, и почему это так хорошо? Почему ей так сильно захотелось пообщаться с женщинами, у которых… А! У нее же теперь есть ребенок!

Мать вернулась в комнату, где в абсолютной тишине лежало ее дитя. Мать изобразила умиление. Мать подошла к столику и начала внимательно рассматривать своего ребеночка, пытавшегося понять, что за странное темное пятно нависло над ним.

– Бу-би-бу-би-бу, стё этя тють у нясь зя тякое плилесьное сёзьданьйитьсе? Бу-би-бу-би! – произнесла мать и принялась щекотать носом живот младенца, приговаривая. – Бу-би-бу! Ути, какой халосенький муси-пуситек! Бу-би-бу-би-бу!

Младенец сперва был в полном замешательстве, но нос по правде щекотал живот, так что иного выхода не было – новорожденное существо