Новгородское купечество издавна разделялось на вящих или лучших, зажиточнейших купцов и просто на купцов. Вящие богатейшие купцы еще в XII веке, как свидетельствует Всеволодова грамота, назывались житьими людьми; но это последнее название не было еще тогда постоянным, богатейшие купцы еще безразлично назывались и вящшими купцами и житьими людьми; но с XIV столетия название лучших богатейших купцов житьими людьми сделалось постоянным и официальным. Этот обычай или закон так называть лучших купцов в первый раз является в договорной грамоте Новгорода с тверским князем Михаилом Ярославичем, писанной в 1317 году; грамота начинается так: «от посадника от Михаила, от тысяцкого от Матвея, от бояр и от житьих людей и от черных людей и от всего Новгорода, послал Новгород Юрья и Якима к князю Михайле в Тверь, а велели мир взять». Под тем же названием житьих людей вящшие купцы являются в летописи под 1398 годом, где сказано: «ходили послы из Новгорода: архимандрит Парфений, посадник Есип Захарьич и тысяцкий Онанья Костянтинович и житьи люди Григорий и Давыд к Великому князю Василью Дмитриевичу и взяша мир». Или под тем же годом, пред отправлением новгородской рати на Двину, летопись говорит: «били челом владыке посадник Тимофей Юрьевич, посадник Юрий Дмитриевич, Василий Борисович и бояре, и дети боярские, и житьи люди, и купецкие дети, и все вои их; благослови, господине, отче, владыко, поискати св. Софии пригородов и волости». Или под 1441 годом та же летопись говорит: «Новгородцы послали архиепископа Елфимия и с ним бояр, а и житьих людей, и наехали князя у города у Демана и докончали с ним мир по старине». Во всех сих известиях житьи люди постоянно занимают то самое место, где до XIV столетия помещались вящшие купцы; отсюда ясно, что житьими людьми здесь назывались прежние вящшие купцы и это название принадлежало богатейшим и старинным торговым домам, зажиточнейшим против молодых и новых купцов, еще не разжившихся.

Купцы в Новгороде и в новгородских пригородах были и значительными землевладельцами, имели иногда довольно большие вотчины или волости как в Новгородской земле, так и в новгородских волостях, особенно в Заволочье по Двине, Онеге, по Беломорскому поморью и в Перми, где в их владении находились богатейшие соляные варницы и разные морские промыслы. По богатствам своим купцы соперничали с боярами; но будучи сильно заняты своими частными промыслами, они, должно быть, не настолько принимали участие в общественных делах, насколько бояре; а посему они далеко не имели того значения в управлении Новгородом, какое имели бояре: из купцов мы не встречаем ни посадников, ни тысяцких, ни других высших сановников. Вообще во всех чисто политических движениях купцы являлись на втором плане, видная же роль народных двигателей в Новгороде всегда принадлежала боярам, которые видимо пользовались большим расположением у народа. По крайней мере, из всех дошедших до нас памятников как официальных, так и не официальных мы выносим одно впечатление, что купцы в Новгороде занимали второе место после бояр, и то же самое находим и в новгородских пригородах.

Третий класс жителей Новгорода и всех его владений составляли черные люди; к этому классу принадлежали как городские, так и сельские жители низшего разряда, иначе называемые меньшими или молодшими людьми. Сюда в городах относились: 1-е, торговцы, не записанные членами ни в одну купеческую общину, или иначе не пошлые купцы, занимавшиеся мелочным торгом; 2-е, ремесленники и 3-е, разные чернорабочие люди, жившие трудами рук своих. В селах же к черным людям принадлежали земледельцы и другие сельские промышленники, жившие на землях, принадлежащих общинам или частным землевладельцам, а может быть и мелкие землевладельцы собственники из сельских промышленников и земледельцев. Черные люди, как городские, так и сельские, непременно тянули к какой-либо городской черной сотне или сельской общине, к погосту, губе, переваре и непременно должны были иметь оседлость, т. е. дом и известную долю городской или сельской земли, что в городах называлось двором, а в селах обжею. Только домохозяин, владелец определенного двора, считался гражданином как в самом Новгороде, так и в пригородах; равным образом и в селах только тот признавался членом той или другой сельской общины, кто владел известною долею общинной земли или обжею. Люди же, не имеющие определенной доли общинной земли или не причисленные ни к какой общине, назывались изгоями и оставались в этом состоянии до тех пор, пока не получали определенной доли земли и не причислялись к какой-либо общине. По свидетельству Ярославова устава о мостовых в Новгороде, в XIII столетии даже были особые две улицы для изгоев; но улицы сии не составляли самостоятельных общин, имевших свое управление чрез старост или сотских и свой голос на вече, и состояли под покровительством церкви, как люди бесприютные и не имеющие своего голоса в новгородском обществе. Самые улицы или слободы изгоев по всему вероятию были устроены на церковной земле; ибо в уставе изгойские слободы обозначены по обоим концам епископской улицы. Очевидно, что церковь, как покровительница изгоев, давала им свою землю для поселения как людям, не имеющим земли ни в одной общине, и по законам новгородским не могшим управляться своими выборными начальниками. Холопий городок, лежавший собственно в Новгородской земле, первоначально не был ли городом изгоев, городом рабов, освобожденных от рабства и, следовательно, не принадлежащих ни к одной общине, и называвшихся по уставу Всеволода Мстиславича изгоями. Конечно, это значение Холопьего городка было только первоначальное, впоследствии же он сравнялся с другими новгородскими пригородами, и только одно названье Холопья городка теперь может указывать на его первоначальное значение. В селах также изгои имели особые поселения, отдельно от сельских общин и вероятно на церковных землях и под покровительством церкви, для которой, конечно, они обязаны были делать разные послуги и может быть обрабатывать на нее землю. Но не все изгои были на церковных землях, они могли жить и у мирских людей в услужении под именем или работников, казаков, или подсуседников и захребетников. Даже иные из них, по свидетельству писцовых новгородских книг, имели особые дворы и известную долю земли; но не от своего имени, а от имени того, у кого тот или другой изгой был захребетником или подсуседником; впрочем, такой двор не делал изгоя членом той общины, в которой он жил, община его не знала и не налагала на него никаких общинных обязанностей и не давала никаких прав, кроме права на свободную жизнь и работу у того или другого члена общины; его знала только та семья, при которой он жил; домохозяин семьи только был членом общины и нес общинные повинности и за свою семью и за захребетников или подсуседников; захребетники же и подсуседники отвечали только перед ним, хотя они и были людьми свободными и могли беспрепятственно отойти от хозяина и сами поступить в члены общины, ежели имели средства и силы принять на себя общинные обязанности.