Сказать, что я была в шоке – значит, ничего не сказать. Без работы и денег на тот момент, с ощущением полной беспомощности. Мужчины у меня тогда не было, сама я ещё очень плохо умела постоять за себя. Не знала, что предпринять. Кроме того, бывший муж работал в правоохранительных органах на хорошей должности. Положение, связи, отличная репутация – всё на его стороне.

Началась настоящая война. Дежурство с участковым возле дома бывшего мужа. Насмешки в полиции, куда я приходила подавать заявление. Абсурдные проверки органов опеки, кто из родителей лучше для Васи. Неудачная попытка нанять адвоката, который на решающем заседании суда вдруг перестал меня защищать, а после сказал «может, так лучше». И эти унизительные суды… Мы расстались с мужем более-менее друзьями. А тут пришлось поливать друг друга грязью, чтобы буквально отвоевать ребенка себе.

Я проиграла. Мне разрешили видеться с Васей три раза в неделю. Я не знала, что делать. Стала много молиться. И продолжать жить. У меня была хорошая работа, друзья, здоровье. И будущее. Я не могла тогда принять, что случившееся – к лучшему. Но внутренний голос подсказывал, что в это надо верить.

А спустя три месяца я встретила мужчину, с которым сейчас мы уже 9 лет в счастливом браке и растим двоих сыновей. Мы живем то в Волгограде, то в Москве, а мой Вася живет с отцом в Перми. Я езжу к нему во время каникул и звоню каждую неделю. Все мои трое детей дружат и тянутся друг к другу.

Конечно, я скучаю по Васе. Но теперь уже точно знаю, что всё к лучшему. Когда родители расстаются, ребенку приходится жить или без мамы, или без папы. Любой из этих вариантов хорош только наполовину.

Бывший муж – прекрасный отец, очень любит Васю и хорошо воспитывает. Его жена стала почти как родная мама для Васи. Он растет в дружной счастливой семье, насколько я могу судить.

А мне вся эта ситуация дала много мудрости и роста. С благодарностью принимаю.

У меня родился ребенок с особенностями. Я узнала об этом поздно, в 4 года мы начали ходить по врачам и заниматься. Нас отправили на МСЭ для установления инвалидности.

Я была в шоке, вся семья была против. Это был удар по моей психике. Я не могла понять, почему, от чего это всё – врачи не давали ответа. Сын не мог общаться, не имел друзей, не мог ходить на горшок, вёл себя неадекватно, об обучении не могло быть и речи. Он не понимал ничего. Все дети в саду рассказывали стихи, а мой двух слов связать не мог и в трусы срал. Однажды ночью я разрыдалась и поняла, что так больше не может продолжаться. Я должна что-то сделать. Я не хочу так жить, это же мой ребёнок – он просто не может быть таким.

Кроме меня, мой ребёнок никому не нужен, и жить он будет со мной, а не с советчиками. Я твёрдо решила – идём устанавливать статус инвалида. Я посвятила 8 лет своей жизни сыну. Я не могла работать, не могла отлучиться из дома, потому что это было опасно для него и для сохранности жилья. Я давно могла поехать кукухой, не знаю, как не поехала. Иногда, заходя в комнату, я видела треш – все обои были разрисованы одинаковыми кругами. Я несколько раз переклеивала обои, причём переклеивала только половину, снизу – выше он не доставал. Мы не могли выйти из дома на площадку, съездить в магазин за продуктами. Каждый поход куда-то – это истерика, валяние по грязному полу.

Много раз я истерически выла от безысходности, усталости, от того, что не могу ничего исправить, что моя жизнь – не моя, она мне не принадлежит, это всё сон и не со мной. Реабилитации помогали, но эффект был очень слабым. С горшком в итоге я решила проблему за неделю благодаря одной статье из интернета по ABA-терапии.