. На практике массовым арестам и задержаниям подвергались лица без определенного местожительства, нищие, состоявшие на учете в социальной службе и временно занятые. Кроме того, полиция арестовала множество подозреваемых в сутенерстве, часть которых были виновны лишь в том, что посещали злачные места сомнительной репутации[860].

Руководители германской полиции расширили рамки арестов, распространив их и на лиц, расцениваемых сомнительными в расовом отношении. В распоряжениях июня 1938 года Рейнхард Гейдрих особое внимание уделял «преступникам» еврейской национальности. Кроме того, полиция нацелилась и на тех, кто внешне походил на цыган, кто состоял на учете в полиции или кто «не проявлял желания найти постоянную работу»[861]. По причине нередко выходящего за рамки общепринятых норм образа жизни малочисленное национальное меньшинство так называемых цыган (сегодня их часто называют «синти» или «рома») на протяжении длительного времени сталкивалось с официальным преследованием в Германии. Спонсируемая государством дискриминация существенно ужесточилась в Третьем рейхе, в особенности с конца 1930-х годов. После рейдов в июне 1938 года сотни цыган мужского пола были брошены в концентрационные лагеря; в одном только Заксенхаузене содержалось к 1 августа 1938 года 442 цыгана (почти 5 % от численности заключенных). Многие были арестованы как работающие не по официальному найму музыканты, художники или бродячие торговцы[862]. Одним из них был 38-летний Август Лаубингер, отец четверых детей, живший в бедности с семьей в Кведлинбурге в 50 километрах юго-западнее Магдебурга. Хотя он не имел никакого преступного досье, в течение многих лет торговал текстилем, пытаясь найти постоянную работу, криминальная полиция все же арестовала его 13 июня 1938 года как «отлынивавшего от работы», обвинив Лаубингера в том, что он, дескать, «болтается по стране» без определенных занятий. Несколько дней спустя Лаубингер оказался в Заксенхаузене, где провел больше года[863].

Все эти рейды 1938 года не служили единой четко определенной цели. Нацистские лидеры были в восторге, видя полицию как санитара, очищавшего рейх от всех нежелательных элементов, причем нежелательных не только в социальном, но и в расовом отношении[864]. Между тем и региональные полицейские чиновники, и чиновники других ведомств, вовлеченные в рейды – например, социальных служб и бирж труда, – воспользовались ими как возможностью под благовидным предлогом устранить тех, кого они длительное время рассматривали как нерадивых и доставлявших массу хлопот лиц, включая всякого рода мошенников, тех, кто намеренно старался увильнуть от работы, пытаясь получить пособие, – короче говоря, всех, кого никак нельзя было привлечь к уголовной ответственности, ибо содеянное ими под статьи уголовного кодекса не подпадало. Региональные полицейские чиновники так увлеклись искоренением асоциальных элементов, что намного превысили минимальное число арестованных в рамках запланированной Гейдрихом акции в июне 1938 года[865].

Определенную роль играли и экономические факторы, причем даже более важную, чем прежде[866]. Обвинение в «уклонении от работы» уже заметно проявлялось и в первых кампаниях против асоциальных элементов Третьего рейха. Мало того что «отлынивавшие» расценивались как «биологически неполноценные» (что поспешили подтвердить и научно обосновать многие ученые того периода), упомянутые лица не соответствовали одному из основных требований, предъявляемых членам «народного сообщества», – занятие производительным трудом