Я послушно иду по широким ступенькам, будто бы с каждым шагом всё больше удаляясь от реальности.

– Это похоже на сон… – шепчу я, с трудом понимая, произнесла ли это вслух или же только подумала.

– Потому что так и есть. Это почти что сон, всё хорошо, не останавливайся. Иди. Ещё немного, до самого подножья, слышишь?

И я действительно слышу, но уже не только родной голос – спускаясь всё глубже, я всё отчётливее различаю странный гул, будто множество людей не говорят, но шепчут на разных языках так невнятно, что мне не удаётся понять ни единого слова.

– Здесь кто-то есть…

– Это не кто-то. Это ты. Продолжай, коридор совсем рядом…

– Кажется, я уже в нём… – лишь произнеся это, я понимаю, что ступени под моими ногами действительно превратились в холодный каменный пол. – Это будто какая-то крепость… Или…

– Тюрьма. Твоя личная тюрьма. Не бойся, иди.

– Куда?

Мой собственный голос будто уже не принадлежит мне, как и моё тело. Продолжая идти и ощущая каждый сделанный шаг, я, тем не менее, будто бы парю в воздухе – совершенно невесомая и спокойная.

– Туда, куда тебя позовут. Иди и слушай. Как только сможешь что-то явственно различить, просто открой дверь.

Дверь. Лишь услышав это слово, я понимаю, что по обе стороны от меня действительно тянется цепочка дверей, за которыми, на первый взгляд, ничего и никого нет. Но… Спустя миг, я вдруг вижу в щели под одной из них свет. Не яркий, едва различимый, будто в комнате горит не люстра, а ночник.

– Кажется, я нашла…

– Хорошо, открывай, – я послушно поворачиваю ручку, делаю шаг через порог. – Что ты видишь, родная?

– Себя… – шепчу я, боясь испугать малышку, крохотный силуэт которой едва различим под толстым ватным одеялом. – Это я, Ри. Мне года четыре, кажется. Это та ночь, когда я заболела… Когда бабушка запретила мне завтра идти с братом и сестрой на день рождения нашей соседки. Они дали мне таблетку, выключили свет и ушли. Это та ночь, когда я видела папу…

Горло сжимается, и на миг я теряю дар речи, но потом малышка поворачивает голову и смотрит прямо на меня.

– Что мне сказать ей, Ри? – шепчу я, внезапно ощутив абсолютную растерянность.

– Всё, что ты тогда хотела бы услышать, – так же тихо шепчет подруга.

– Ты кто? – спрашивает малышка, продолжая смотреть на меня в упор.

Мне никак не рассмотреть её лица, но я знаю, помню, что щечки её горят от высокой температуры, а мягкие длинные волосы намокли от пота.

– Я – это ты, только взрослая, тише, не бойся… – я сажусь на кровать, осторожно поправляю одеяло, получше укрывая маленькие ножки. – Не бойся, это просто сон. Я тебе просто снюсь, всё хорошо.

– Ты пришла вместе с папой? – она придвигается поближе, осторожно касается моей руки.

Я знаю: то, что она видела минуту назад в изножье огромной, сделанной из двух полутороспальных, кровати – лишь иллюзия, но… Я здесь вовсе не для того, чтобы окончательно разбить ребёнку сердце.

– Да, я пришла вместе с папой. Мы оба решили тебе присниться, чтобы ты не была одна, слышишь? Ты никогда не будешь одна…

– Они все ушли… – детский голосок срывается от слёз. – Бабушка сказала, что от меня можно заразиться, и они все ушли. Обычно сестрёнка рассказывает мне английские слова на ночь. Она учит их в школе, а потом рассказывает мне. Но сегодня бабушка её прогнала. Она сказала, что я никуда завтра не пойду. Все ушли и даже лампочку мне не оставили.

Я помню, что она ещё боится темноты, а потому обычно спит со старшей сестрой или же засыпает с открытой дверью, чтобы свет из коридора попадал в комнату. Сегодня её впервые оставили одну. В темноте. С пылающей от жара головой.