и добавляет: – Мы действительно ощущаем, что рок, великая меланхолия, бесконечная печаль управляет не только судьбой персонажей «Молодой девушки», но и ходом мироздания – водами, впадающими в реку, птицами, падающими замертво, мужчинами, не любящими своих женщин, дамами, умирающими при родах».[21]

Для того чтобы проверить правомерность такого понятия, как «сентиментальный Декамерон» в отношении «Истории молодой девушки», рассмотрим, как трактуется в романе само понятие «любовь». Посланный на поединок с рыцарем, охраняющим мост, Бимардер пытается выполнить волю Акелизии-Круэлсии, «которая его очень любила, но с которой он был связан скорее чувством долга, чем любви». Но он не застает у моста рыцаря, ибо тот погиб на поединке с Ламентором. Вместо этого он слышит горький плач по умершей Белизе и «видит госпожу Аонию, которая в своей чрезвычайной печали была прекрасна: длинные распущенные волосы, мокрые от слез, покрывали ее с головы до пят и частично падали ей на лицо. Бимардер сразу проникся любовью к ней, даже не пытаясь преодолеть это чувство, ибо, поскольку любовь пришла вместе с жалостью, вначале ему казалось, что он испытывает к девушке только сочувствие».[22]

Таким образом, нарушенный долг, понятие о котором занимает, как мы попытаемся показать, важное место в мировоззрении Бернардина, является невольной виной его героя. Автор даже не винит его в этом. Любовь в художественной системе Бимардера является чувством роковым, приходящим к человеку по наитию, и он не волен что-либо изменить в ниспосылаемой свыше судьбе. Сцена встречи Бимардера с Аонией проникнута таким психологическим мастерством, которое как бы призвано доказать, что герой не мог не полюбить героиню.

Точно такое же наитие находит на Аонию. Хотя она и обращает внимание на «пастуха с флейтой», о происхождении которого ничего толком не знает, но ни о каких чувствах речи пока еще не идет. Но однажды огромный бык набрасывается на быка из стада Бимардера. Аония лишается чувств от страха за жизнь находящегося рядом «пастуха с флейтой», а когда приходит в себя, ей рассказывают, как он убил чужого быка своим посохом. Эта история привлекла внимание всех чад и домочадцев Ламентора, и после нее Аония почувствовала, что ей хочется увидеться с Бимардером.

Роковое начало, лежащее в основе всякой любви, подчеркивается вмешательством в ход повествования таинственных, скорее всего потусторонних сил. Когда Бимардер решает сменить свое первоначальное имя (Нарбиндел), а с ним и род занятий, то видит рядом с собой «тень человека, необычайно высокого для наших мест». Бимардер обнажает меч и говорит тени: «Или ты мне скажешь, кто ты, или я сам это узнаю».

«Спокойно, Бимардер, – назвав его этим именем, отвечала тень. – Ведь сегодня ты сам был побежден плачущей девицей».[23] Выше уже шла речь о том, что и потерпевшему кораблекрушение Авалору также слышатся таинственные голоса. Еще раньше во сне ему является девица, предупреждающая, что любовь к Ариме станет для Авалора гибельной. Все это тем более интересно, что если рок и его проявления обширно представлены на страницах романа, то Бог в «Истории молодой девушки», особенно в ее I части, оттеснен на второй план, и в этом смысле роман Бернардина напоминает «Селестину» Рохаса.

Даже крик тонущего Авалора «Господи, спаси меня» (феррарское издание) был, по мысли Э. Асенсио, привнесен в роман его редакторами Ушке.[24] И хотя, как мы увидим далее, Б. Рибейру видит одну из причин несчастий двух друзей в их отступлении от долга рыцарского служения, он ни в чем не винит женщин, ради которых они пошли на это: более того, он старается оправдать своих героев и героинь, показав, что иначе и быть не могло. Вот, например, как описана встреча Авалора с Аримой: «Арима, прекрасная, как всегда, и не думающая о своей красоте, кратко ответив «да», посмотрела при этом на Авалора, охотно выполняя просьбу родственника, ибо уже слышала много хороших отзывов о нем. А потом, через несколько минут, опустила глаза с такой грацией, которая была присуща как особый дар только ей».