Кажется, только к арифметике я не чувствовала никакого интереса. С самого начала я была далека от науки о числах. Мисс Салливан пыталась учить меня счету, нанизывая бусины группами, или сложению и вычитанию, передвигая в ту или другую сторону соломинки. Однако моего терпения хватало не больше чем на пять или шесть примеров за урок. Едва закончив задание, я считала свой долг исполненным и тут же убегала на поиски товарищей по играм.
Так же, не торопясь, я изучала зоологию и ботанику.
Однажды некий джентльмен, имя которого я забыла, прислал мне коллекцию окаменелостей. В ней были кусочки песчаника с отпечатками птичьих лапок, ракушки с красивыми узорами и выпуклый рельеф папоротника. Они стали ключами, открывшими мне мир до потопа. Дрожащие пальцы передавали мне образы жутких чудищ с непроизносимыми неуклюжими названиями. Когда-то они бродили по первобытным лесам, обдирали ветки с гигантских деревьев, а затем сгинули в доисторических болотах. Эти странные существа долго потом приходили в мои сны, а мрачный период их жизни стал темным фоном для моего радостного сегодня, наполненного розами и солнечным светом, отзывающегося топотом копыт моего пони.
В другой раз мне подарили красивую раковину. Меня наполнил детский восторг, когда я узнала, как крохотный моллюск создает себе блестящий дом и как в тихие ночи, когда даже легкий бриз не тревожит зеркало воды, моллюск наутилус плывет по синим волнам Индийского океана в своем «кораблике из перламутра». Мисс Салливан прочитала мне книжку «Наутилус и его домик» и рассказала, что процесс сотворения раковины моллюском похож на процесс развития ума. Как чудесная мантия наутилуса превращает в раковину поглощаемое из воды вещество, так и крупицы впитываемых нами знаний формируются в жемчужины мыслей.
На следующий урок нас вдохновил рост цветка. Мы как-то купили лилию с островерхими, готовыми раскрыться бутонами. И мне казалось, что тонкие, охватывающие их, словно пальцы, листья открывались слишком медленно и неохотно, словно не желая выпускать на свет скрытую прелесть. Бутоны раскрывались планомерно и непрерывно. Всегда был один более крупный и красивый бутон, расталкивающий внешние покровы с такой торжественностью, словно он королева, красавица в нежных шелковых одеждах, и это право даровано ей свыше. А ее более робкие сестры сдвигали свои зеленые колпачки медленно и застенчиво, пока все растение не превращалось в единую распустившуюся ветвь, полную аромата и очарования.
Было время, когда на подоконнике рядом с растениями стоял стеклянный шар-аквариум с одиннадцатью головастиками. Мне нравилось запускать туда руку и ощущать их быстрые толчки, позволять головастикам скользить между пальцами и вдоль ладони. Как-то самый смелый из них подпрыгнул над водой и выскочил на пол, где я его и нашла, скорее мертвого, чем живого. Единственным признаком жизни была легкая дрожь хвостика. Однако, возвратившись в свою стихию, он сразу рванулся ко дну, а затем начал быстро плавать кругами. Он прыгнул, повидал большой мир и теперь мог спокойно жить в стеклянном домике под сенью огромной фуксии и ждать зрелого лягушачества. Тогда он переедет в тенистый пруд в конце сада и наполнит летние ночи своими музыкальными серенадами.
Вот так я училась у самой природы. Вначале все мои возможности были скрытым комочком внутри живой материи. Именно мисс Салливан помогла им развиться. После ее появления мой мир расцветили любовь и радость, значение и смысл. Она никогда не упускала случая показать, что красота есть во всем, и всегда старалась сделать мою жизнь приятной и полезной своими мыслями, действиями и личным примером.