Я вырос в обычном провинциальном городке – такие россыпью, как грибы после назойливых осенних дождей, раскиданы по всей стране. Так уж заведено, что каждый из них гордится, что именно здесь, на этом полустанке или в этом доме, родился, умер, напился или просто подрался какой-нибудь известный музыкант либо артист. К слову сказать, гордостью за то, что именно в нашем городе преставился известный писатель, были пропитаны все местные жители, впрочем, самого классика из них мало кто читал, что не мешало им чувствовать себя причастными к чему-то выдающемуся и загадочному.

Школу я окончил крепким середнячком и умудрился пролететь сквозь все классы без единой драки или разбитого носа. Последним я особо гордился. За неимением лучшего, я решил поступить в местный колледж искусств, рассудив, что навыки организации культурно-массовых мероприятий пригодятся мне в жизни.

Именно там я и встретил Марию, одинокого преподавателя, неистово пытавшегося просветить беззаботных и недалеких студентов. Она была из тех, кто искренне верит в силу искусства и красоты:

– Искусство невозможно выразить в рациональных понятиях, – говорила нам Мария, – там, где предок человека впервые поднял кость как орудия труда, там, где он первый раз обронил слезу, оставляя позади погибших членов стаи, где обратил взор на Луну и приметил на ней жилище богов, – там и зародилось искусство, попытка выразить страх и преклонение перед этим миром и найти в нем место для самого себя.

Я довольно быстро заразился ее энтузиазмом. Помню фрагменты с изображениями животных из пещеры Ласко во Франции. До жути убедительные изображения быка, дышащего уверенной силой.

– Пятнадцать тысяч лет назад неизвестный художник нарисовал эту трагическую сцену, где пронзенный копьем бык из последних сил насмерть сразил охотника, – говорила Мария с нескрываемым восхищением, выводя на экран простые, но выразительные наскальные зарисовки.

– Мария, а почему половые органы людей и животных на этих изображениях так мощно прорисованы? Почему древние люди были столь озабоченны? – с еще большим восхищением отзывалась толпа студентов, указывая на сочные, гиперболически увеличенные изображения самых важных, по мнению древних художников, области тела и заставляя краснеть учителя.

Выглядело всё это, по правде сказать, весьма пикантно и откровенно. Не обращая внимания на шутки друзей, я решил выручить Марию и спросил:

– А что за птица нанизана на палочку рядом с убитым охотником?

– Ученые предполагают, что это его душа, – задумчиво отозвалась девушка.

Тем вечером, вернувшись домой, я долго думал: а как может выглядеть моя душа и куда она улетит, если я когда-нибудь встречусь с подобным быком? Много времени спустя, во время ожидания собственной участи в грязном подвале, мне предстояло вновь вспомнить об этой древней птице-душе, боясь расстаться с ней навсегда.

«Душа грустит о небесах. Она нездешних нив жилица…» – писал Есенин. Слишком поздно я понял, что, похоже, в моей жизни всё сложилось ровно наоборот, и именно небеса грустят о моей потерянной душе.

Это случилось пестрым весенним вечером. Я встретил Марию в магазине после учебного дня с лекциями по живописи и вызвался ее проводить: мне были приятны ее общество, голос, а также неторопливая, но чувственная манера общения.

– Скажите, почему вы здесь? – спросил я под конец разговора, прощаясь до завтра.

– Я живу в этом районе, – произнесла Маша очевидный ответ.

– Нет. Почему вы, умная, утонченная девушка, до сих пор остаетесь здесь, в этом городе, в этом колледже, где все мы только и делаем, что усмехаемся над вашей страстью к прекрасному и любим ваши лекции лишь за обилие голых людей на картинах?