– Каланча Цапа – детская страшилка. Не слышали? Наверное, такое только у наших есть.

– Она существует? – спросил я.

Полина округлила глаза и повторила медленно как идиоту.

– Детская страшилка. Не думала, что в них еще верят и даже рисуют.

Я хотел оторвать рисунок от стены, но заметил, что женщина наблюдает за нами и аккуратно сфотографировал его. Полина не стала ждать. Я нашел ее на крыльце уже снаружи.

– Спасибо вам еще раз, – сказал я.

– Не за что. Удачи вам с поисками, – она поправляла шапку и следила за тем, как я увеличиваю и рассматриваю фотографию рисунка в телефоне. – Вам правда интересно? Каланча Цапа – дом без окон и без дверей, больше внутри, чем снаружи. Там только лестницы, говорящая плесень и пустые люди в темных комнатах. Оттуда нельзя выбраться. Туда нельзя попасть. Если только не открыть окно, в которое стучат в три часа ночи и одну минуту. И тогда окно откроется прямо туда, внутрь Каланчи Цапы. Суставчатые руки затянут тебя и закроют за тобой окно.

Она все это говорила без улыбки и по памяти, словно вспоминаемый стишок из детства. Я подумал о том, как много вечеров обсуждали это под фонарями покрытые мурашками от вечерней прохлады и страха дети и как много ночей они просыпались от шорохов и молили, чтобы часы не показывали одну минуту четвертого. И Полина не была исключением.

– Я же говорю, вы мне очень помогли.

– Детской страшилкой? – с сомнением покосилась на меня Полина.

– Важно все. Даже это единственное место в городе, где продают кофе.

Полина покусала губу.

– Вам возможно не продадут.

– Потому что я из столицы и кроссовки у меня поддельные?

Она не улыбалась. Смотрела на приоткрытую дверь почты.

– Нет, не поэтому. Она моя мама, – торопливо сказала Полина и добавила. – Только мы не общаемся. Рада, что смогла вам помочь.

И она ушла. Синее пальто еще некоторое время мелькало между стволами деревьев в парке, затем исчезло совсем. Я вернулся в отделение почты. Нашел рисунок и аккуратно перевернул его, стараясь не повредить. Даниил Максимов – значилось на обороте. Школа имени Горького, второй «А».

Ближе к обеду, состоявшему из несъедобных, обещавших изжогу круассанов, я вспомнил про лекцию. До нее оставалось четыре часа, а я заранее ненавидел свою группу, надеялся, что никто не придет и понимал, что не знаю ни слова по теме и вряд ли узнаю хоть что-то за оставшееся время. Непедагогично, но так и я не педагог. Через две недели забуду все это как страшный сон и попрошу Артема делать квесты попроще. Совсем отказаться не могу – это как мерзкий горький крепкий кофе, который ненавидишь, н пьешь по утрам, потому что привык.

– Ладно, что там? – сказал я сам себе вслух. Стены с блеклыми обоями ответили глухим эхом. – Литературное мастерство. Писатели хреновы. Наверное, нужно что-то про литературу.

В голове промелькнули кучерявый Пушкин, Гоголь с лоснящимся каре и несколько других бомжеватых классиков с неопрятными бородами. Что я вообще про них знаю? Стишок Маяковского про тучки помню. Может с него и начать? А дальше что? Два часа позора с перерывом на уединенный самопозор.

В университет я отправился с паршивым настроением и уже полузабытым ощущением неудобного беспокойства где-то в районе желудка. Здание встретило меня тишиной и запахом недавно помытого линолеума. Основные занятия давно закончились. По коридорам изредка слонялись запоздавшие лаборанты, гремя ключами и флегматичные заочники. Техничка прошла мимо меня пыхтя и тяжело волоча ведро. Под ее неодобрительным взглядом я прижался ближе к стене и там нашел расписание. Что ж, минут пять на поиск кабинета и столько же на знакомство. Дальше что?