– Если бы тут был профессор Соколов, капитан, – говорит Липкин. – У нас бы, вообще, не было бы проблем. Убийца и расчленитель был бы в наших руках. А теперь что? Может быть, этот бородатый являлся соучастником? А потом он просто утопил несчастного горе-Наполеона?

– Ни одна городская камера не показывает его, товарищ подполковник, – отвечает Гамбургский. – Я все проверил. Этот персонаж просто появился в том месте, в котором нырнул Наполеон.

– Да как он мог так вот просто взять и появиться! – Липкин снова начал раздражаться. – Пойми, Гамбургский, будь ты хоть сто раз прав, в эту версию никто не поверит. А тебя отправят в психушку.

– А давайте, товарищ подполковник, – предлагает капитан, – вместе пойдем к этому персонажу и поговорим с ним?

– Хорошая идея, капитан, – подполковник встает и идет к двери. – Сейчас эта мразь нам все расскажет. Все, что мы хотим услышать…

***

– Фамилия, имя, отчество! – произносит капитан Гамбургский, глядя Распутину в глаза.

Они сидят в комнате для допросов. Там, за зеркальным стеклом никого нет, за ними никто не наблюдает, потому как обычно, наблюдают как раз они, за своими подчиненными. Гамбургский и Липкин сидят за столом напротив Распутина. Перед ними папка с бумагами на имя Григория Ефимовича, включая фотографии его трупа, датированные 1916 годом.

– Распутин Григорий Ефимович, – отвечает старец, улыбаясь.

– Дата и место рождения! – воспроизводит капитан набор звуков, отработанный годами на допросах.

– 9 января 1869 года, – отвечает Григорий Ефимович. – Село Покровское Тобольской губернии.

– Губернии, говоришь? – лицо Липкина мрачнеет, он встает с места и начинает ходить по комнате. – 1869й, говоришь?

– Совершенно верно, – улыбается Григорий Ефимович и смотрит Липкину в глаза.

– Слышь, ты, патлатый! – лицо подполковника искривляется от гнева, глаза наливаются кровью, он подходит к Распутину. – Я родился в 1969 году. Ты выглядишь моложе меня. А затираешь нам тут, что старше меня на целый век. Так в каком году ты родился?

– Я уже отвечал на этот вопрос, – Григорий Ефимович старается сохранять спокойствие. – 1869 год.

– А если я тебе выбью зубы и ногти вырывать начну? – орет подполковник, брызжа слюной. – Тогда ты, наконец, вспомнишь, как было по-настоящему? Какой тогда будет год твоего рождения?

– Год рождения может быть только один, – разводит руками Распутин. – Что бы вы тут не начали делать, год рождения уже не изменить, он является делом свершенным, божьим промыслом.

– Смелый очень! – орет Липкин. – Капитан, надень на него наручники. Настало время правды. Сейчас я выбью из этого мудака все, что мне надо. Хорошо, патлатый, если не хочешь менять год рождения, то я тебе год смерти изменю. На текущий, сейчас будет тебе и промысел, и вымысел. Вся хуйня будет.

– Я бы вам рекомендовал, Григорий Ефимович, подписать бумаги, которые нам нужны, – обращается Гамбургский к Распутину. – Вы поймите, что мой начальник своего добьется в любом случае. И вы все подпишите и со всем согласитесь. Вопрос только в том, какая группа инвалидности у вас будет на момент вашего согласия и какие органы перестанут функционировать. Но мы с вами может избежать всего этого варварства, просто подписав то, что нам нужно.

– Это вы играть будете в хорошего и плохого жандарма? – рассмеялся Распутин. – В наши времена подобный прием тоже был широко распространен. Для тех, кто впервые с этой комедией сталкивается, довольно действенная вещь. Артисты из вас такие себе, если честно. В наши времена как-то более натурально играли люди.

– Зато ты, наверное, неплохой артист, патлатый, – орет Липкин. – Мы с тобой сейчас разыграем одну сценку из жизни, а потом перетрем за артистические способности.