Карранса не зря подгадал вызов в военный суд к тому моменту, когда Обрегон прибыл на границу с США. Президент надеялся, что Обрегон не поедет в столицу, а все же выберет безопасную эмиграцию. Возможным вариантом, тоже желательным для Каррансы, был бы и открытый мятеж. На этот случай на север и послали Дьегеса с поручением быстро занять Сонору – единственный штат, руководство которого открыто поддерживало Обрегона. Брать в плен «мятежника» Обрегона Карранса, скорее всего, не планировал.

Но Обрегон на провокацию не поддался, несмотря на то, что на митинге в Матаморосе звучали призывы уйти в горы и начать вооруженную борьбу против правительства. Напротив, Обрегон объявил, что он чист перед законом и едет в Мехико, чтобы это доказать. Возможно, это его последнее публичное выступление, но он готов бороться за «революционные принципы». Кандидат даже отказался от того, чтобы в столицу в качестве живого щита его сопровождала большая группа сторонников.

Нет никаких сомнений, что контакты с Пелаесом, командирами Феликса Диаса и сапатистами Обрегон через своих доверенных лиц поддерживал. И, строго говоря, с юридической точки зрения это было незаконно. Однако вся Мексика после суда над Анхелесом не доверяла независимости военного правосудия страны.

6 апреля 1920 года Обрегон прибыл в военную тюрьму, где проходил суд над Сехудо. Там он узнал, что из свидетеля превратился в обвиняемого.[130] В деле якобы имелось письмо Сехудо Феликсу Диасу, в котором утверждалось, что Обрегон уже принял решение о вооруженном выступлении против правительства. Обрегон назвал письмо фальшивкой и потребовал, как и Анхелес в свое время, чтобы его дело рассматривал гражданский суд. Судья, похоже, был и сам не в восторге от навязанной ему роли. Он часто выходил из зала, звонил по телефону и даже зажег сигару не с того конца. Нервозности ему явно добавило то, что конвоиры Сехудо, два солдата-индейца из Соноры, прямо в зале суда воскликнули: «Вива Обрегон!»

В конце концов, судья прервал заседание и предписал Обрегону явиться в суд на следующей неделе. Именно это и приказал суду Карранса. Президент хотел использовать Обрегона в Мехико в качестве заложника, в то время как Дьегес должен был покончить с Сонорой и лишить тем самым Обрегона единственной военно-политической базы для возможного восстания. Так как доступа к телеграфу у Обрегона не было, он не знал поначалу, что в его родном штате разворачиваются драматические события.

Дьегес был назначен командующим всеми правительственными войсками в штатах Сонора, Синалоа и Нижняя Калифорния. Ему предписывалось прибыть с подкреплениями в Сонору и подавить якобы начавшийся там мятеж индейцев яки. Яки десятилетиями боролись с мексиканским правительством, и последнее перемирие с ними было заключено в 1915 году, во время борьбы Обрегона с Вильей. Тогда яки встали на сторону конституционалистов, которые в ответ обязывались не отбирать у индейцев их исконные земли. Обрегон считал яки отсталыми дикарями (впрочем, так же думала и вся мексиканская политическая элита) и соблюдать соглашение долго не собирался. На земли яки претендовали многие, включая американские компании и самого Обрегона. Однако сейчас воинственные индейцы, одни из лучших солдат в Мексике, были крайне ему необходимы.

Никакого мятежа в Соноре формально не было. Яки очень любили губернатора штата Адольфо де ла Уэрту, который в детстве фактически жил среди них и уважал их обычаи. Наоборот, Дьегеса яки ненавидели за репрессии, которым подверг их этот генерал в 1915 году. Именно появление Дьегеса в Соноре и должно было спровоцировать индейцев на мятеж. После того как части Дьегеса начали высаживаться в тихоокеанском порту Гуайямас, де ла Уэрта направил 4 апреля 1920 года письмо Каррансе. Губернатор решительно протестовал против прибытия в его штат федеральных войск и расценивал этот шаг как попытку свержения законного правительства Соноры.