Недавно прилетали Брунхильда и Яниссия, принявшая роль валькирии Гунн, – официально по поводу украденного мной судна, а по факту – одна отомстить за неприятности, в которые Фриг из-за меня попала, вторая – тоже отомстить, но за Тринитаса.

Всадили мне в живот свои копья. А я ведь уже не тот, не встану после смерти.

Хорошо, что Скульд с подружками-гарпиями успела вовремя, вмешалась – иначе причин для сожалений у меня стало бы больше.

А так ничего – выжили валькирии.

Подлечили их немного и отравили обратно, в Асгард.

Меня тоже подлечили.

Бок, правда, до сих пор тянет и прихрамываю немного, но, если не приглядываться, оно и незаметно.

А кому я нужен, чтобы ко мне приглядываться?

То-то и оно, что никому…

Новая Верона. Год 3018 после Падения Небес.

Небольшая компания почтенных стариков грела кости на солнце, неспешно смакуя вино и негромко споря.

Следовало выбрать то, что будет подаваться на дне рождения дочурки Ревуна, на дне рождения «нашей Веги».

Шутливое «наша Вега», принадлежавшее Иохиму Санчесу де Карркандза, просто и понятно описывало отношение к дочери их общего друга и самого Иохима, не имевшего детей, и Васко Калони, решившего, что поздно ему уже искать избранницу, и даже редкий для этих краёв представитель тосийцев, Миклош, не стеснялся подобного обращения. Лишь самый молодой, по меркам почтенных стариков и искренне уверенный, что и так получил куда больше, чем заслужил, Мирослав Створовски избегал «наша Вега», всё же предпочитая senorita Вега.

Черноволосая, гибкая как речной камыш, звонкая, как славный клинок, обращению с которым её обучал сам маэстро Карркандза, Вега пошла в мать, руку которой во времена её весны просил даже один граф, поэтому ничего удивительного, что дом семьи Токи осаждался толпами юнцов, а под окнами вечерами пелись серенады, не было. На большее, чем томные взгляды и песни никто не решался – опасались крестных отца и деда малышки известных далеко пределами Новой Вероны Святого Баско Избавителя и Иохима Санчеса де Карркандза, мастерство владения клинком которого превратилось в легенду, опасались и кровного отца Ревуна Токи, ради шутки гнувшего подковы и поднимавшего над землёй жеребцов, стереглись и крысомордого Миклоша, десяток лет как являющегося главой городской гильдии воров. Побаивались и Мирослава Створовски, обладателя редкого таланта попадать в разного рода странные истории, впрочем, больше ничем особо не примечательного, кроме того, что на равных мог он фехтовать с маэстро Карркандза, бороться с Ревуном и трепать шерстяную шею Миклоша, разве что стоит припомнить ходившие когда-то слухи о том, что именно гражданин Створовски стоял за пропажей дворян, как со стороны Империи, так и со стороны Новой Вероны, которые были против предложенных Васко Калони почти два десятилетия назад условий снятия блокады с города и признания его вольным.

– Capitano, вы же знаете – меня этот сироп не берёт. – пробасил Мирослав.

– Куда там вину до сливовицы, которую ты с нашей Вегой недавно выдул? – сощурился Васко, отчего его и без того морщинистое лицо расцвело ещё большим букетом морщин.

– Если спиртное не горит, то и спиртным его считать не следует. – попробовал оправдаться Мирослав.

Нельзя было сказать, что senorita Вега вила верёвки из Створовски, но сил отказать малышке он не мог найти, что с пугающим постоянством приводило к историям, в которых больше подобало бы участвовать школярам-забулдыгам, чем юной дочери уважаемого семейства и пожилому мужчине с оркоидными модификациями, который с каждым прожитым годом становился больше орком, чем человеком.