Но Сын всегда делает то, что должно, и вот из крови моей, из памяти извлекает Он единственное, что я смог противопоставить Богу Сотворённому, мою упрощённую теорию Пустоты, и Побег, перепутав время и место, оказывается в Пустоте. Не той домашней и уютной Пустоте, что плещется в Межреальности, а настоящей, первородной, что начинается во Фронтире.

Жадно всасывает Пустота память Побега, а через него и самого Мирового Древа, вновь делая его частью своей.

Длится это ту малую часть времени, которой, возможно, и нет вовсе.

Длится это вечность.

Взмах клинка проводит черту, разделяя время на до и после.

Взмах клинка в руке Сына, отсекает от Древа Побеги.

Все, что есть.

Не убивая части целого, переставшие быть частью, позволяя им стать новым целым.

Бесконечность Бога Сотворённого осталась таковой, даже утратив все выпущенные Побеги и ещё не проросшие Почки, рухнув, после соприкосновения с Пустотой, в саму себя.

Иггдрасиль стал и нем, и глух, ознаменовав тем самым начало второго, последнего, падения расы перворождённых, окончившегося тем, что во многих областях Лоскутного Мира, говоря об эльфах, говорящие, скорее всего, будут иметь в виду либо рабов и парий, либо мелких преступников.

Юлисин, избавленный от гнёта Мирового Древа, выполнил свой долг до конца, создав то, что назовут Чёрнозмейными Болотами.

Сотворил он твердыню, оберегавшую Царицу до того момента, как мной обращена была она в Большую Мать, лучшего из богов, которого тогда я мог вообразить.

Гул-Вейт. Окрестности бастиона Имо-су. Год 1478 после Падения Небес.

Благоговея, трава стелется под ноги Его, а ветер подносит охапками ароматы цветов, сплетая из них замысловатые букеты.

Поступки, чья логика не ясна.

Действия, которые ничем иным, кроме капризов Его нельзя объяснить.

Настоящее… глупое, слепое, мимолётное…

Настоящее… слишком ненадёжный спутник для Него, поэтому Он и отбросил его тогда, на Орне…

Настоящее… куда ему разглядеть в простом псе того, кто, защищая тело уже умершего хозяина, отведает кровь Тринитаса, чтобы его потомок через семьсот девять лет, получив кровь Семипечатника, обратился в того, кого назовут Фенриром.

Настоящему невдомёк, что у убитого дракона, чьей манотворящей железой только что наслаждался Тринитас, был сын.

Настоящее не способно разглядеть, как через почти четыре сотни лет к искалеченным Самим Тринитасом Гадюкам выходит Бродяга и не позволяет им умереть… попадая в плен к эльфам, даёт он возможность изуродованной, осквернённой Дюжине вернуться в Льюсальвхейм, выполнить свой долг по рождению Семени, чтобы потом те, понимая, кто на самом деле их спас, организовали побег его из плена…

Настоящее… если хочешь кого-то спасти, обычно, кем-то нужно и жертвовать…

Тринитас принёс в жертву настоящее, а вместе с ним и Себя…

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Вначале – проспект Добронравов, в конце – Кривой переулок. 3002 год после Падения Небес.

Это был самый обычный день в самом обычном Городе.

В Городе, без названия, хотя название когда-то было и не одно.

Не у Города, конечно, а у мест, ставших им.

Обычный день неумолимо становился обычным вечером, а там и вечер станет ночью.

Но до ночи ещё было время. Достаточно времени.

Самый обычный Город. С асфальтированными дорогами и мусорными баками, расположенными непростительно далеко друг от друга. С автомобилями, приводимыми в движение двигателями внутреннего сгорания. С газом и водой, текущим по трубам из метала и пластика, электричеством, бегущим по проводам.

Самый обычный Город. С дорогами, вымощенными брусчаткой и сточными канавами по сторонам от них. С повозками, которые тащили вперёд лошади, быки, огры и много ещё кто из тех, кто передвигается на двух, четырех или более ногах. С магией, дающей куда больше, чем могут дать газ, вода или электричество, кажущееся многим всемогущим и универсальным.