Оговоримся, невозможно уничтожить извне, но сам Бог Сотворённый вполне может изменить свои собственные свойства. Результатом может быть появление бога, растворение Бога Сотворённого в Пустоте или много что ещё, чего в рамках упрощённой теории мне бы не хотелось касаться, хотя бы потому, что данная область и в полной теории Пустоты зияет дырами, за которые мне стыдно.

А вот за что мне не стыдно, так за найденное решение по изменению извне свойств Бога Сотворённого. И пусть это всего лишь частное решение для ничтожно краткого периода сразу после появления Бога Сотворённого и до осознания им разницы между внутренней реальностью и той реальностью, что его окружает… пусть… даже будь это лишь случайностью, досадным недоразумением… ничто не способно отменить того, что я убил Бога Сотворённого… но сейчас не об этом, сейчас же поговорим о Сыне.

Он проснулся, но так и не открыл глаз.

Сомнений в том, что карета вовремя была доставлена в крепость, не было, но чувство тревоги, которое Сын не мог решиться переплавить либо во всепожирающую ненависть, либо же в холодное безразличие, чувство тревоги скреблось в закоулках Его разума.

– Что если ведьма не сдержала слово, и те, кто был Караваном, мертвы?

– Что если кто-то все же умер, даже не смотря на то, что ведьма дала противоядие?

– Что если кто-то умер из-за того, что Он не смог тащить карету также быстро, как это могли сделать кони?

– Что если перворождённые, уничтоженные Им на подходе к крепости, что-то сотворили с Караваном?

– Что если кто-то иной напал на беззащитный Караван?

– Что если ведьма продолжит шантажировать Его Караваном?

– Что если кто-то другой вздумает поступить также, как поступила эта треклятая ведьма?

– Что если Он стал слабее?

– Что если появится кто-то, кто не хитростью, а силой попробует забрать Его Караван?

– Что будет с Караваном, когда не станет Его?

Вопросы без ответов, они жгли Его изнутри, причиняя боль.

А ведь Сын почти забыл, что такое боль: слишком мало было тех, кто способен был дать Ему это чувство.

Слишком мало… исчезающе мало их было… когда-то Сын даже думал, что их вообще нет, но козопас, простой козопас с изуродованным лицом, чьего имени Он так и не удосужился узнать, напомнил Ему, что те, кто способны бросить вызов богу, ещё есть.

То, что Он – бог, Сын знал уже больше двух сотен лет, с того момента, как повстречался с Безымянкой, но знание это мало что меняло, хотя, казалось бы, должно было изменить всё.

Такое бывает.

А ещё бывает, что нечто незначительное, мелочь, меняет, если не всё, то многое.

Едва различимое сопение совсем рядом.

Сын слышал его много тысяч раз.

Это спала рядом со своим богом Милитэль, далёкий потомок туринки Милитэль, одной из тех, кто покинул Орн и последовал за Сыном. Дыхание и сердцебиение ее были столь безмятежны, что стало Хозяину Дорог понятно: Караван невредим, и Он сделает всё для того, чтобы так было всегда.

Всегда – это куда больший срок, чем может себе позволить бог.

Всегда – это вызов, стоящий куда выше убийства Бога Сотворённого, которым Он был когда-то.

Всегда – не было в Лоскутном Мире того, кто мог бы себе этого позволить, и Он решил заполучить это.

– Радуйся. – улыбнулся Сын и поцеловал Милитэль в губы.

Поцелуй длился и длился, грозя перерасти в нечто большее, но Он уже научился сдерживать Себя:

– Веди сюда ведьму.

О том, что ведьма могла сбежать, Он и не думал: карету ей не утащить, а без кареты её содержимое с места не сдвинуть.

О том, что Караван, получив противоядие, избавился от ведьмы, Он тоже не думал: наказание всегда было Его делом.

Думал Он о том, что, решив воспользоваться истинными людьми, упустил из виду другие расы… не упустил, посчитал несущественными, как считает путник несущественным небольшой камешек в своём сапоге. Час считает, два считает, а потом останавливается, снимает обувь и вытряхивает тот камешек.