Иляна улыбнулась ещё шире.

– Мои сёстры влюбились в твоих братьев, так что мне незачем спрашивать у них совета.

Принц не мог поверить своему везению.

– Клянусь тебе, душа моя прекрасна, как лицо. Пригласи меня в свою опочивальню – и ты не пожалеешь об этом.

– Я знаю, что не пожалею, – нежно проговорила принцесса и добавила тихо-тихо: – Но вот ты – пожалеешь.

Иляна отошла от окна, пропуская принца в комнату. Оказавшись внутри, он сразу направился к столу, уставленному блюдами с фруктами, мясом и кувшинами с вином. Однако, как только принц подошёл к столу, пол под ним провалился, и он упал в хранилище Императора, где лежали ценные свитки и книги.

– На помощь! На помощь! – закричала Иляна стражникам за дверью. – Вор пытается украсть секретные бумаги отца!

Стражники ворвались в хранилище и под ворохом бумаг увидели юношу, залитого вином и забросанного кусками нарезанной говядины. Заковав его в кандалы, они привели принца в тронный зал, чтобы немедленно вынести ему приговор. Иляна уже поджидала его, скрестив руки на груди.

– Отец предал меня, но я его не предам. В наказание за твой проступок двенадцать отвратительных преступниц отнесут тебя к подножию гор. А когда они оставят тебя у границ нашего королевства, каждая из них тебя поцелует. – Иляна изящно ему поклонилась. – Пусть цветы устилают тебе дорогу впереди и позади!

Приказ был исполнен. И когда младший принц, опозоренный и обозлённый, вернулся домой, три монарших сына придумали страшный план. Старший и средний принцы отправили письма старшей и средней принцессам, где заявили, что не будут любить их, покуда Иляна не поплатится за нанесённое им оскорбление. Две старшие принцессы должны были вызнать все отцовские тайны и помочь братьям отомстить.

Поскольку принцессы влюбились в принцев без памяти и к тому же были нерадивыми дочерями и сёстрами, они согласились.

Поезд тронулся, а я не успела сесть – я чуть не упала и чуть не выронила письмо. В купе, указанном в моём билете, было восемь мест – по четыре напротив друг друга. Я пришла последней, поэтому мне пришлось протиснуться на свободное место посередине. Когда я наконец устроилась и осталась наедине со своими мыслями, тяжёлое осознание всего случившегося накрыло меня, словно волна.

Папа меня предал. Маме грозит беда. Дядя, скорее всего, умер. Я еду одна на другой конец страны, в деревню, которую видела только на фотографиях. У меня с собой всего лишь письмо от мамы, а мне надо убедить людей, которые вообще меня не знают, взять меня к себе, кормить на свои талоны и держать всё в секрете.

Сердце у меня упало. В нём как будто образовалась дыра посерёдке. Полое сердце и полые кости – идеальное сочетание.

За окном поезда тянулись ряды бесконечных многоэтажек. Тусклый утренний свет отражался от тысяч застеклённых балконов. Первые капли дождя стекали по оконному стеклу, и казалось, что дома тают. Дальше замелькали заводы: за сетчатыми заборами с проржавелыми табличками «Посторонним вход воспрещён» виднелись трубы, выдыхавшие дым. Картинка стала серо-коричнево-чёрной, размытой. Чем дальше мы ехали, тем больше попадалось старых и приземистых зданий. Между блочными многоэтажками проглядывали фасады краснокирпичных домов, украшенные голубыми, жёлтыми и зелёными ставнями, – эти дома построили задолго до того, как всем нам велели выглядеть одинаково. Из-под поблёкшей от времени краски всё ещё проступали старые цвета. В этой части города когда-то жили папины родители. Больше знакомых мест я по пути не встречу.

Поезд выехал за пределы города. Дождь косо хлестал в окно. Дома начали расплываться, потом совсем исчезли; вокруг простирались покатые холмы и просторные поля. Я сверилась с маршрутом, который нарисовала мама, и сжала в руке конверт с письмом.