Опытные проводники-горцы недоверчиво посматривали на движущиеся колонны войск. У кубанских черкесов Марухский перевал считался самым трудным, его избегали и для сообщения с Абхазией избирались другие пути. В некоторых местах в горах лошадей отряда на веревках спускали вниз. К тому времени это был единственный случай, когда российские войска переходили в Абхазию через Марухский перевал. Поэтому неудивительно, что «старые кавказцы», находившиеся в отряде генерала Бабича, «мрачно посматривали вдаль», задумавшись о трудностях, которые ждали их впереди. Они не ошиблись, «их ожидания подтвердились вполне». По пути движения Марухского отряда не находилось и «сотни саженей удобных для движения» пешком и с вьюком, «почти каждая пядь земли требовала разработки», иногда очень капитальной27.
Повествование участника похода живописно и эмоционально – он подробно рассказывает о том, свидетелем чего ему довелось быть. «Воображение решительно отказывается воспроизвести с желаемою верностью те внушающие ужасы, крутые подъемы и спуски по совершенно отвесным скалам, с зияющими под ними безднами, по которым лежал путь наших войск… Достаточно заметить, что при движении своем войска потеряли до 70-ти лошадей, сорвавшихся в пропасти, чтобы составить некоторое понятие о трудности дороги. Понятие это будет, разумеется, слабое, ибо никакое описание не может выразить действительности во всей ее реальной правде. О попорченных лошадях, получивших серьезные повреждения ног и сильные ушибы, с печальною перспективою дальнейшей негодности, я не упоминаю, не имея на этот счет верных данных, хотя убежден, что цифра их должна быть весьма почтенная»28.
Евгений Фелицын рассказывал про один злополучный утес, который «тропа не могла миновать», с изрытой углублениями, но очень скользкой и гладкой поверхностью, с которого сорвалось несколько десятков вьючных горских лошадей. «Никакая предусмотрительность, – писал он, – не могла устранить несчастных случаев. Невзирая на то, что транспорт формировался преимущественно из лошадей Карачаевской породы, выросших и воспитанных в горах, следовательно, привычных карабкаться по скалам, на вершинах самых высоких хребтов, где, прибавлю, они пасутся почти круглый год, тем не менее, и при такой опытности, лошади, будучи даже из предосторожности подкованными на все четыре ноги, не всегда в состоянии были благополучно миновать утес, о котором идет речь». В средних числах августа утес вышел из-под тающего снега еще больше – лошадей приходилось развьючивать, тяжести на плечах казаков переносились за утес на снежную поляну, где лошади снова навьючивались. Но и это, как свидетельствуют «раздирающие душу сцены», увиденные автором статьи, не всегда делало переход через утес безопасным для лошадей29.
Марухский отряд 12 августа вышел в Цебельдинское ущелье, и далее его движение по колесной дороге совершилось без особенных трудностей, тем более что «после ужасов пройденного пути, всякая другая дорога, как бы убийственна она ни была, никого устрашить уже не могла и, вероятно, показалась чуть ли не совершенством в сравнении с тремя перевалами, оставшимися позади». К «довершению картины», со второго дня выступления в поход, до самого озера Лахты, погода стояла холодная и сырая; дождь лил каждый день, а солнце ни разу не показалось из-за облаков серо-свинцового цвета, они непроницаемо сплошь покрывали небо. Е. Фелицын также заметил, что «невероятно счастливо» Марухский отряд совершил свой поход в Абхазию: «Горцы, компетентные судьи в данном случае, предсказывали потерю, по крайней мере, половины общего числа лошадей, находившихся при войсках, а потому потеря 70-ти штук должна считаться весьма незначительною в сравнении с тем, чего следовало ожидать при других обстоятельствах. Марухский отряд, бесспорно, совершил замечательный в военной истории войн поход и оставил по себе много поучительного, когда будут обнародованы подробные сведения о движении его к Сухуму»