– Володенька, – кричал Иван Яковлевич. – Придется потерпеть! Я тебя прекрасно понимаю, но у нас форс-мажор. Если хочешь выкинь эти несчастные чемоданы, но молодой человек, возможно, наш новый режиссер. – он все более распалялся, хотя охранник Володенька, не успел сказать ни одного слова возражения, против того, чтобы два чемодана постояли у него в небольшой комнатке. – Или сам пойди к Веронике Витальевне и объясни, почему Руслан не поехал на вокзал. Я делаю, что могу, но не в силах таскаться с этими баулами с Взлётной до Космоса. Я, например, даже в Будапешт с одной сумкой поехал. Ну, ты помнишь какие были времена. Но теперь у всех другие приоритеты. – продолжал разоряться старый работник культуры. Хотя охраннику было около двадцати лет и помнить те времена, когда Иван Яковлевич покупал себе в социалистической Венгрии плащ, он, конечно, не мог. – Алексеев с Андреевым на гастроли любовниц возят, не то что чемоданы. Короче, делай, что хочешь, а мы пойдём к Генриху Робертовичу. Пусть он, в конце концов решает, что делать. У главного режиссера, видимо других дел нету, раз на него сваливают ещё и чемоданы. В театре сотня бездельников и никто не может ничего сделать. Я, пожилой человек, должен работать носильщиком.

Охранник успел, видимо, привыкнуть к монологам заведующего труппой и выслушал все это стоически ни разу не возразив и не согласившись ни с одним из выдвинутых тезисов, то есть ничем не напомнил о наличие у себя воли или какой-нибудь позиции по данному вопросу. А вот, только сегодня приехавший, молодой режиссер менял выражения своего лица используя всю данную ему Богом, мимическую палитру. От недоумения, до полного непонимания, через смущение и гнев.

– Всё нормально, – обратился к нему Иван Яковлевич. – Не волнуйтесь. У нас охрана только с виду строгая, но с Володей всегда можно договориться. Если вдруг решите, что-то у него в вахтёрской оставить, зовите меня. Я постараюсь уладить. А вот второй охранник, Евгений Николаевич – ужасно тяжёлый человек. Ну, сами увидите. Пойдёмте. А то ведь мы, с вашими чемоданами, здорово задержались. Пойдёмте, вы хоть и столичная знаменитость, но у нас, знаете ли, свои правила: наше начальство, по старинке, не любит, когда опаздывают. Пойдёмте же! Вы какой-то замороженный. Вам супруга, в поезд, может хоть курочку отварила или вы голодный?

И заведующий труппой, потащил Валерия Владимировича на второй этаж к художественному руководителю театра.

Глава вторая

– Не волнуйтесь, голубчик, вы за свои чемоданы, никуда они не денутся. Ну, хотите, я сам их сюда принесу?

Главный режиссер Лужского драматического театра им. Лермонтова был, несмотря на свои семьдесят лет, элегантен, бодр и прекрасен собой. Во всяком случае, так ему говорили все сотрудники театра, а он своим сотрудникам в этом вопросе доверял. И напротив, он становился подозрителен и недоверчив, если актеры, вдруг, вдруг заболевали во время выпуска премьеры, если неотложные семейные дела требовали их присутствия в другом городе в часы репетиции, или у них ломались мобильные телефоны в день замены, когда заведующий труппы пытался собрать участников спектакля, не заявленного в афише. И бедный Иван Яковлевич приходил к нему в кабинет и заявлял, что играть Чайку, вместо Пяти вечеров нельзя, так как телефоны почти всех исполнителей выключены или находятся вне зоны действия сети, а значит придётся возвращать деньги за билеты. Слухи в театре разлетались молниеносно и телефоны тех, кто рассчитывал в этот день заняться другими, не связанными со службой в театре делами, почему-то выходили из строя. Формально, наказывать за это актёров было нельзя, но упрямый червь недоверия, грыз доброе сердце руководителя театра: "Ох, неспроста вышла из строя, мудрёная электроника, именно в тот момент, когда становилось ясно, что выходной день сотрудников отменяется и им надо бросать свои подработки, встречи и застолья и ехать играть спектакль" – с ненавистью думал он в такие дни. Он задавал каверзные вопросы, грозил выговорами и увольнениями, но актёры стояли на своем: "Сломался, села батарея, украли телефон." – говорили они и смотрели на него честными готовыми излиться солёной влагой, глазами.