. Противоположная ей буржуазно-либертинская модель, проникшая в Россию под влиянием французской революции, ставила развитие чувства патриотизма в прямую зависимость от уровня политической свободы в обществе. Наиболее радикально эту трактовку 'отечества' сформулировал А.Н. Радищев, который в статье «Беседа о том, что есть сын отечества» (1789, на самом деле 1790) писал, что чувства патриотизма не может быть ни у крепостных крестьян, поскольку они лишены гражданских прав, ни у крепостников, поскольку они нарушают естественные права человека: «Не все рожденные в Отечестве достойны величественного наименования сына Отечества (патриота)»[2]. Но такая трактовка была слишком нова и практически не подготовлена социально-политической ситуацией в России; прививалась она плохо.

Карандашный набросок с портрета Федора Николаевича Глинки

Обычно историческая наука связывает использование категории отечества в официально-государственном дискурсе именно с его актуализацией в общественном сознании под непосредственным влиянием французской революции. В связи с этим сложилось мнение, что император Павел запретил слово отечество[3], а некоторые авторы называют даже год именного указа этого запрета – 1797[4], фактически первый год царствования Павла.

Между тем ситуация была сложнее. На самом деле Павел Петрович в первый период царствования постоянно использовал термин отечество и утверждал его своими резолюциями в текстах, которые были подготовлены сенатом и отдельными лицами: «польза государю и отечеству»[5]; императрица Екатерина I учредила орден святой великомученицы Екатерины, «предписав любовь к отечеству главнейшею заслугою», а орден святого князя Александра Невского «в воздаяние трудов для отечества подъемлемых»[6]; «войско Донское было всегда на пользу государя и отечества»[7]; «Честь, храбрость, беспредельная верность и любовь к государю и Отечеству составляли главные свойства дворянина и рыцаря»[8]. Особое значение приобретает акт о престолонаследии, подписанный Павлом Петровичем и императрицей Марией Федоровной «по любви к Отечеству»: «Мы желаем, чтобы сей акт послужил доказательством самым сильнейшим пред всем светом нашей любви к Отечеству»[9]. Наконец, Павел принимает восходящий к Петру I титул Отец отечества[10].

Это та же патерналистскую модель, но если Ф.С. Туманский акцентирует обязанности отечества по отношению к подданным, то в государственных актах подчеркивают обязанности подданных по отношению к отечеству. Однако вскоре революционные события во Франции пугают Павла, и с середины 1798 г. термин отечество употребляется в ином значении: «все в чужих краях учащиеся сроком в два месяца от сего числа в отечество свое возвратились; в противном случае с имением их поступлено будет с подобно отбывшим тайно, то есть навсегда взято в казну»[11]; «многие российские дезертиры, ушедшие за границу и по принятии иностранной службы и даже быв в плену французского войска, изъявляют паки желание возвратиться в отечество к своим командам»[12]. Здесь отечество – это уже не Россия в целом, а только 'малая родина': «в отечество к своим командам», а сын отечества – это не гражданин страны, а член реального общества, член «команды». Со второй половины 1798 г. и до конца царствования Павла термин отечество исчезает из государственных документов, хотя и документов такого характера, как акт о престолонаследии или описание высших государственных наград, в это время уже не появляется. Вместе с тем никаких указов, регламентирующих употребление этого слова, тоже нет.

Однако исчезновение этого термина из официального обихода породило слухи, зафиксированные в воспоминаниях Н.И. Греча: «Мало ли что предписывалось и исполнялось в то время! Так, например, предписано было не употреблять некоторых слов, напр<имер>, говорить и писать