Для членов этой новой преторианской гвардии одним из главных достоинств была «великолепная военная выправка», исходя из устоявшихся прусских традиций. Все в них было слепком с этой модели: высокомерная спесь, жестокость отношений, непреклонность, крайняя самоуверенность, сознание своей силы, доведенное до абсурда. Их отмечали «кастовая гордыня, выдрессированный садизм и казарменный мазохизм, сложившиеся за двести лет прусского господства», как писал Когон. И далее он отмечает: «Критическая мысль, предполагающая способность сравнивать и отличать и поэтому требующая повышения уровня знаний, вредила бы, по их мнению, эффективности их действий, делала бы их «анемичными», казалась им деморализующей, опасной, коварной, «еврейской». Здесь действует то же старое армейское правило: «никогда не пытаться понять».

Права, которые им предоставляли (например, право решать вопрос жизни или смерти своих современников, которое им вменялось «в порядке защиты своей чести»), а также терпимость, с какой к ним относились власти, лишь усиливали их уверенность в собственном превосходстве. Что касается законности их действий, она даже не ставилась под вопрос; в этом никогда не было ни малейшего сомнения.

В таких условиях могло ли быть что-то иначе? Вся традиционная элита Германии закрывала глаза на самые преступные акты нацистов и покрывала их своим молчанием. Эта элита влилась в систему и согласилась сотрудничать с новыми властями. Как только Гиммлер возглавил СС, он изо всех сил стремился вовлечь в ее ряды аристократов, всегда обладавших большим престижем, знатных лиц, некоторых видных военных. Вступление в ряды СС бывших офицеров из добровольческих отрядов, считавшихся национальными героями, произвело определенный резонанс. Начиная с 1928 года представители ряда известных фамилий стали вступать в НСДАП. Еще до 1933 года в «Черный корпус», как называли тогда СС, вошли такие аристократы, как князь Вальдек и наследный великий герцог Мекленбургский. После взятия нацистами власти в СС примчались и многие другие: князь Гогенцоллерн-Зигмаринген, наследный герцог Брауншвейгский, наследный принц Липпе-Бистерфельд, генерал граф фон Шуленбург. Среди них оказался даже архиепископ Грёбер из Фрибурга. От этих знатных новобранцев не требовали никаких услуг, но использовали их вступление в рекламных целях. Оно в такой степени способствовало притоку новых членов, что позднее Гиммлер учредил почетные чины СС, присваиваемые известным деятелям.

Эффект от такой политики не замедлил сказаться, особенно в буржуазном обществе: служба в СС вскоре стала рассматриваться как особый шик, а черная форма – как верх мужской элегантности.

В СС толковали приток новых членов как одобрение своих методов, а отсутствие реакции остального мира, к сожалению, способствовало их успехам. Все разоблачения немецких эмигрантов были подобны гласу вопиющего в пустыне; ежедневно совершаемые в Германии преступления уже не могли быть незамеченными, но ни одна «цивилизованная» страна ни на миг не задумалась о том, чтобы порвать с убийцами. Послы продолжали учтиво пожимать руки, обагренные кровью невинных, и давать торжественные обеды в честь палачей. Заключались новые торговые соглашения; Франция пригласила фашистскую Германию участвовать во Всемирной выставке 1937 года; и наконец, увенчанием этого здания трусости явился договор 1939 года, который Советский Союз подписал с теми, кто погубил под пытками тысячи коммунистов, а десятки тысяч бросил в лагеря.

Привлечение известных деятелей производилось в рекламных целях, а вербовка рядовых, напротив, производилась из самых низов общества. Работа, ожидающая их, требовала людей без запросов: покорных тупиц или настоящих садистов.