Хотя общий экономический вес сельского хозяйства снизился, особое социальное положение дворянства сохранялось. В качестве землевладельцев дворяне продолжали играть главенствующую роль в сельской жизни – зачастую совместно с региональной государственной бюрократией, ландратами, чье влияние постоянно росло. Однако прежде всего дворяне были непропорционально представлены на вершине иерархий министерств, а также на дипломатической службе и в офицерском корпусе: генералитет состоял почти исключительно из дворян. В начале нового века социальный престиж и политическое влияние дворянства были, как это ни парадоксально, выше, чем в начале эпохи индустриализации17.

На рубеже XIX–ХX веков в Германии насчитывалось в общей сложности около 5,5 миллиона сельских хозяев – с семьями, вероятно, более 10 миллионов человек. Менее полупроцента из них считались крупными землевладельцами; все остальные были крестьянами. Однако зажиточных крестьян, имеющих от двадцати до ста гектаров земли, насчитывалось всего около 250 тысяч, в то время как число средних крестьян, имеющих хозяйства площадью до двадцати гектаров, оценивалось примерно в миллион. Эти две группы доминировали в социальной иерархии деревни и сильно отличались от более чем четырех миллионов мелких и беднейших крестьян («парцеллистов»), которые не могли или едва могли прокормиться урожаями со своих земельных владений и поэтому в большинстве своем обрабатывали их лишь ради вспомогательного источника дохода, а в основном зарабатывали деньги, батрача на помещиков и на крестьян, имевших больше земли, или уже работая в близлежащем городе18.

Ниже сельских хозяев и их семей стояли в этой иерархии сельскохозяйственные рабочие, которые вместе со своими семьями насчитывали около шести миллионов человек. Жили они в убогих, даже нищенских условиях. Некоторые из них в начале нового века все еще зависели от землевладельца, хотя этот «полусвободный» статус безземельного обитателя деревни – бобыля или хибарочника – встречался все реже даже в отдаленных районах к востоку от Эльбы. Большинство из них были поденщиками, то есть формально свободными наемными рабочими, хотя принцип рыночного наемного труда утвердился здесь лишь постепенно. Кроме того, существовала еще «челядь», то есть мужчины и женщины, которые, в отличие от поденщиков, были на постоянной основе наняты в качестве вспомогательных работников в поместьях и в крестьянских усадьбах. Зависимость от крестьянина или помещика, все больше воспринимавшаяся как гнет, а также плохие условия труда и жизни, делали миграцию в город и работу на промышленных предприятиях столь заманчивой перспективой для сельского пролетариата и беднейших крестьян.

Город и деревня теперь постепенно начали смыкаться – самыми важными факторами этого процесса были рыночные отношения, государственное управление, железные дороги, налоги, всеобщая воинская повинность и обязательное школьное образование. Тем не менее деревня и в ХX веке оставалась своеобразным миром, с четкой и почти непреодолимой социальной иерархией, небольшими возможностями для социальной мобильности, высокой степенью социального контроля и социальной культурой, сформированной традиционными нормами19.

Если мы посмотрим на социальную структуру вильгельмовской Германии в целом, то увидим разделенное общество: с одной стороны, быстро растущее капиталистическое классовое общество – городское, индустриальное, характеризующееся огромным ростом и высокой интенсивностью изменений во всех сферах жизни. С другой стороны, существовало аграрное общество, на которое также все больше влияла динамика индустриального общества, но для которого все еще были характерны устаревшие классовые структуры и господство традиционных норм, что также определяло восприятие нового. Таким образом, оба эти явления существовали одновременно и накладывались друг на друга: с одной стороны, жесткие классовые антагонизмы и социальное неравенство, характерные для индустриальных обществ, с другой – классовая дифференциация с ярко выраженными привилегиями для дворянства, военных, чиновников и землевладельцев.