В старинной героической песне о последней битве Роланда рассказывается о появлении сарацин, которые внезапно напали на французов в узком Ронсевальском ущелье. Вдали послышался звук их рожков. Рыцарь Оливье сказал Роланду:

– Господин и брат мой, неверные хотят на нас напасть.

– Хвала Творцу! – ответил отважный воин.

Оливье взобрался на высокую сосну; он посмотрел направо, на поросшую травой долину, и увидел, как приближается армия сарацин. Он позвал Роланда, своего спутника:

– Я вижу, как со стороны Испании к нам скачет множество всадников, их шлемы сверкают, мечи горят огнем! Ганелон-предатель все знал, когда посоветовал послать нас в арьергард… Там их тысяч сто, не меньше! Нам придется туго, если не хотим потерпеть поражение.

Крещение саксов Карлом Великим

Французы отвечали:

– Трус, кто побежит! Любой из нас предпочтет смерть.

Тогда Оливье воскликнул:

– Трубите в рог скорей, о друг Роланд! Король услышит зов, поворотит войско назад и придет к нам на помощь вместе со своими баронами.

– Не дай Господь! – ответил ему Роланд. – Не стану я Карла звать, чтобы никто не мог потом говорить, будто я испугался язычников.

Оливье сказал:

– Вы зря стыдитесь. Сарацин несметные толпы, они повсюду: на скалах и равнинах, в горах и на утесах… А нас слишком мало.

Роланд в ответ:

– От этого я становлюсь лишь отважней. Ни Господу, ни ангелам, ни святым не угодно, чтобы имя Франции покрылось позором. Лучше я умру, чем такое случится. И император любит нас за храбрость и за стойкость.

Роланд был отважен, а Оливье разумен, и доблестью они не уступали друг другу.

– Роланд, мой друг, – промолвил Оливье, – сарацины подходят, они уже совсем близко, а Карл ушел далеко вперед. Обернитесь, взгляните на вход в ущелье, за которым Испания; мы прикрываем отступление армии, и это наша последняя битва!

С другой стороны к ним приблизился архиепископ Турпен: как и Роланд и Оливье, он был одним из двенадцати пэров Франции, доблестных рыцарей императора Карла Великого. Он пришпорил коня и, поднявшись на пригорок, обратился оттуда к окружившим его французам:

– Бароны, здесь оставил нас король, – сказал Турпен торжественно, словно произнося проповедь. – Не посрамим христианскую веру перед сарацинами. Покайтесь и попросите милости у Господа. А я отпущу грехи ваши. Ежели суждено вам умереть в бою, станете вы святыми мучениками, и примет вас в раю Господь наш.

Французы спешились, и архиепископ их благословил. И строго наказал им отважно и неустанно биться с язычниками.

Едва успел он договорить, как обе армии ринулись в атаку.

– Вспомним боевой клич Карла, – обратился Оливье к воинам, и все тут же вскричали:

– Монжуа!

Язычники скакали галопом, оскорбляя французов.

– Эй, трусы, где же тот, кто должен был вас защищать, а вместо этого бросил? Ничто не спасет вас, сколько ни зовите вашего Карла.

Французы это услыхали, и их ярость удвоилась. Изо всех сил они обрушились на презренных язычников. Оливье ринулся в гущу сражения, копье его сломалось, и он обломком прикончил мавра Фальзарона; древко разлетелось у него в руках. Роланд прокричал ему:

– Что это с вами? Вы жердью собрались сражаться? Разве ваш славный меч, ваш Альтеклер не в ножнах, что на боку у вас?

Оливье ответил:

– Мне некогда доставать его. Слишком многих нужно сразить.

И все же Оливье достал свой добрый меч, как и просил его Роланд, и первым же ударом отрубил голову язычнику Жюстену де Валь-Ферре, он рассек надвое не только его туловище вместе с коваными доспехами, но и великолепное седло, украшенное золотом, и хребет коня, а Роланд сказал:

– Вы мне как брат: вот за такие-то удары и любит нас император.