В данном контексте под гуманитарными науками имеются в виду науки о человеке, которые не причисляются к экспериментальным (например, история, классическая филология, культурология), а термином «социальные науки» характеризуют поведенческие дисциплины (типа социологии и психологии). – С.К.

В Афинах бышо три группы жителей: собственно афиняне, свободные чужеземцы и рабы. Афинское гражданство переходило по наследству, и чужеземцы не могли автоматически получить его, даже если они (или их родители) родились в Афинах. Афинские женщины, точно так же, как рабы и чужеземцы, исключались из политики.

В английском тексте используется термин Urstoff, который в норвежском и немецком языках обозначает простейшее вещество. Его латинским аналогом является sub-stantia, а греческим — hypo-keimenon с буквальным значением — подлежащее. – В.К.

В немецком переводе в качестве основного источника цитируемых фрагментов досократиков используется работа Die Fragmente der Vorsokratiker. Griechisch und Deutsch von Hermann Diels. Bd. 1. Sechste, verbesserte Auflage. Hb. von W.Krantz. Berlin, 1951. В английском переводе используется работа Ch. H.Kahn. The Art and Thought of Heraclitus: An Edition of the Fragments with Translation and Commentary. Cambridge, 1989. В русском переводе в качестве основного источника используется с сохранением нумерация Дильса-Кранца работа Фрагменты ранних греческих философов. Часть I. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. Издание подготовил А.Лебедев. Под редакцией И.Д.Рожанского. М.: Наука, 1989.

Ср. с фрагментом [D: 91]: «в одну и ту же реку нельзя войти дважды, и нельзя дважды застигнуть смертную природу в одном и том же состоянии. … Она образуется и расплывается, приближается и удаляется».

См. фрагмент [D: 30]: «космос один и тот же для всего существующего, не создан ни богом, ни человеком, но всегда был, есть и будет вечно живым огнем, возникающим согласно мере и согласно мере угасающим».

См. фрагмент [D: 8]: «рожденная противоположность собирает вместе, из отдельных музыкальных звуков возникает совершенная гармония, все вещи происходят благодаря конфликту». Ср. с фрагментом [D: 51]: «люди не понимают, как расходящееся само с собой согласуется подобно возвращающейся (к себе) гармонии, как у лука и лиры».

В учении Гераклита, таким образом, имеются моменты «диалектики», которые могут напомнить нам Гегеля и Маркса с их положением о том, что история движется вперед благодаря взаимодействию противоположностей.

Этот парадокс типичен для греческого мышления, не допускавшего понятия мгновенной скорости в точке, то есть скорости тела в один бесконечно малый момент времени в одной точке пространства. Итак, существуют некоторые вопросы, которые не могут обсуждаться.

Бхагавадгита. Перевод С.Липкина. – В кн. Махабхарата. Рамаяна. М., 1974. – С. 185.

Прямой, буквальный русский перевод «четырех благородных истин» см. Асвагота. Жизнь Будды. Перевод К.Бальмонта. М., 1913. См. также Антология мировой философии. В четырех томах. Т. 1, ч. 1, М.: Мысль, 1969. – С. 118. Перевод Е.С.Семека. О вариантах изложения «четырех истин» см. В.Кожевников. Буддизм в сравнении с христианством. Сергиев Посад. 1916. Т. 2. – С. 10. — С.К.

Ф.Ницше. Антихристианин. Перевод В.Флёровой. – В кн. Ф.Ницше. Сочинения. В двух томах. Т. 2. М.: Мысль, 1990. – С. 645–646.

Бхагавадгита. – С. 184.

Бхагавадгита. – С. 182.

Там же. – С. 186.

Конфуций. Лунь Юй. Перевод Ю.Кривцова. – В кн. Древнекитайская философия. Собрание текстов. В двух томах. М., 1972–1973. Т. 1. – С. 148.

Бхагавадгита. – С. 167.

Словосочетание «этико-политическое» мы пишем через дефис с целью подчеркнуть, что в античном полисе, как правило, этическое и политическое были связаны между собой. Ср. противопоставление Аристотеля и Макиавелли в Гл.8.

Таблица

См., например, Гл. 18.

Под прямой или непосредственной демократией понимается форма правления, в которой участвует каждый свободный человек. Она отличается от представителъной демократии, где народ избирает органы управления, делегируя власть своим представителям.

Это не означает, что каждый пользовался этим правом.

Ее система состояла из общего собрания, а также выборных органов управления и суда, на переизбрание в которые существовали ограничения. С одной стороны, в их работе могли участвовать многие афиняне, и, с другой, имела место значительная ротация лиц, занимавших выборные должности. Любой свободный афинский мужчина мог быть избран на эти должности. (Однако то, что каждый мог участвовать в собрании не означает, что каждый участвовал в нем на самом деле, а среди участвовавших все были одинаково активны).

Рассмотрим вкратце устройство политических институтов афинской прямой демократии. Нас интересуют не детали, а место этих институтов в политической жизни.

Во-первых, это собрание, в котором могли участвовать все свободные афинские мужчины старше 20 лет. Собрание собиралось 10 раз в году, избирало и контролировало членов совета, народного суда закона (суда присяжных – гелиэя) и военной коллегии. Они являлись основными политическими органами. Кроме того, малые этнические группы обладали определенным самоуправлением. 10 стратегов, отвечавших за военные дела, избирались не по жребию и могли быть переизбраны снова. Афиняне полагали, что качествами, необходимыми для подобной деятельности, обладают только немногие (а потому переизбирали знающих и опытных людей). Члены совета избирались по жребию. (Жребий гарантировал, что каждый имеет одинаковые шансы независимо от популярности). Отсюда убеждение в том, «что каждый достаточно хорош для того, чтобы быть избранным!». (Афиняне создали определенную систему защиты – обнаруживший свою некомпетентность не допускался к жеребьевке. Избирались мужчины в возрасте от тридцати лет). Народный суд избирался так же, как и совет.

Совет состоял из 500 членов. Если сравнить собрание с конгрессом или парламентом, то совет выступал в роли правительства. Совет являлся исполнительным органом, но собрание обладало правом вето и изменения сделанных советом предложений. Само собрание не обладало правом законодательной инициативы, однако могло просить совет разработать законодательные предложения.

500 членов совета избирались поровну от 10 афинских территориальных округов. Каждый округ (представленный 50 членами) вместе с контролерами от остальных округов образовывал отдельный комитет. Комитеты состояли из 59 (50 + 9) членов и по составу менялись через каждую десятую часть времени своих полномочий. Глава комитета избирался на один день без права переизбрания.

Суд присяжных насчитывал 6 тысяч членов, которые разделялись по комитетам, осуществлявшим контроль за выборными лицами и исполнением законов. Отсутствовала инстанция для обжалования постановлений суда.

Софисты брали плату за обучение. Поэтому пользу от него получали в первую очередь богатые.

Антология мировой философии. В четырех томах. М.: Мысль, 1969. – Т. 1. Часть 1. Перевод фрагмента А.Маковельского. – С. 318.

Там же, с.318. По сравнению с исходным русским переводом словосочетание «неясность [вопроса]» заменено на слово «невоспринимаемость». По мнению переводчика, такая замена, основанная на издании Дильса-Кранца, где употребляется немецкое слово Nichtwahrnehmbarkeit, более адекватно передает смысл фрагмента. – В.К.

Если различать, с одной стороны, мнения в пользу и против обсуждаемого предмета, и, с другой – предпосылки, на которых основывается дискуссия, то можно сказать, что тезис о наличии для каждого мнения ему противоположного будет справедлив внутри определенного общества, которое создает условия для рационального обсуждения проблем. В таком случае тезис об обществе как конечной инстанции при решении нормативных проблем трактует общество как арену человеческого поведения, то есть того, что не является само по себе частью обсуждаемого предмета. Общественные нормы тогда похожи на шахматные правила. Благодаря этим правилам мы знаем, что является хорошим или плохим ходом. Но сами правила не являются предметом обсуждения, по крайней мере до тех пор, пока мы играем в шахматы! Однако в случае общественных норм различие между «ареной» и «содержанием», между предпосылками и их следствиями, является проблематичным. Например, в обществе могут существовать группы, которые осознанно или неосознанно выступают против общества, в котором они живут. Например, угнетенный класс, помимо прочего, заинтересован в обсуждении самих предпосылок, то есть основных норм, которые поддерживает общество. Такие группы стремятся создать новые «правила поведения», сделав господствующие «правила» «предметом обсуждения» и изменив тем самым общество. Другими словами, отношение между «правилами» и «содержанием» является подвижным и политически важным. Способный изменить правила в свою пользу получает в силу этого большую власть.

Если принять этот тезис, то, помимо прочего, надо иметь в виду его следствия для педагогики, законодательства и политической теории.

Исходя из этого тезиса, педагог должен обучать студентов нормам и правилам общества, в котором они живут. Если студенты живут в милитаризованном обществе, то педагог должен обучать их существующим в нем нормам. Если они живут в обществе, основанном на торговле, то он должен обучать нормам этого общества.

Согласно этому тезису, юридическая практика должна основываться на существующем законодательстве. Именно универсально применимые в обществе правила являются основой для разрешения спорных вопросов. Поэтому жертвоприношения детей могут быть наказуемы в одном обществе и обязательны в другом. Юридические законы, хотя и являются общезначимыми для принявшего их общества, но соотносятся с его условиями.

Соответственно, правители на основе принятых в обществе норм рассчитывают на лояльность подданных. Правители обладают правом применения силы, которое основано на нормах данного общества. В управляемом законами обществе применение насилия должно осуществляться в соответствии с законами. В то же время правитель деспотического государства, в котором не соблюдаются законы, обладает, основываясь на принятых этим обществом условиях, «правом» произвольного применения силы. Критика норм (законов, правил) одного общества на основе норм (законов, правил) другого общества является столь же бессмысленной, как и критика шахматных правил на основе правил игры в преферанс.

Однако, действительно ли невозможно критиковать действия в рамках одного общества на основе норм, которые должны быть применимы во всех обществах? (Мог ли гитлеровский режим опровергнуть по существу обвинения в массовом уничтожении евреев, если бы в то время в германском законодательстве существовал соответствующий закон?).

См. сноску на стр. 60.

Здесь мы говорим о двух исследовательских направлениях в социальных науках: эмпирически ориентированном и теоретически ориентированном. Сократ принадлежал ко второму, то есть к теоретическому направлению (концептуальный анализ).

Это различие подтверждается практикой психоанализа. Как правило, пациенту мало помогает повторение того, что о нем говорит психоаналитик, если это не является тем, что действительно переживает пациент.

См. Гл. 22.

Этот момент личностного убеждения оказывается педагогически важным. Педагогика должна учитывать, что есть то, что должно быть усвоено. Когда, например, речь идет о литературе или философии, то цель этих дисциплин не просто в том, чтобы выучить что-либо о них, но, помимо прочего, и в том, чтобы проникнуться жизненными перспективами, которые представлены в соответствующих произведениях. По отношению к этим дисциплинам оказываются неудачными педагогические крайности. 1) Авторитарный подход к ученику (уподобление его куску глины, которому придает форму учитель. Чем больше учитель прилагает усилий, тем лучше окончательный результат!) Это вряд ли приводит к знанию, с которым ученик может отожествить себя, и к формированию у него рефлексирующего понимания. 2) Либеральный метод трактует ученика наподобие растения, которое необходимо обеспечивать водой и питательными веществами, не вмешиваясь при этом в его развитие. Однако ни один человек не в состоянии сам «вырастить» внутри себя двухтысячелетнюю предшествующую культурную традицию. Поэтому остается прибегнуть к сократовской педагогике. 3) Ей присуще сосуществование и «совместное философствование» учителя и ученика. Оба они учатся и ищут способ более глубокого проникновению в предмет в ходе его совместного обсуждения. Начав дискуссию с точки зрения ученика, можно рассчитывать на достижение рефлексивного понимания, с которым тот может отождествить себя. Это понимание не является «насильственно вколоченным», или запрограммированным. Оно возникает не в изоляции, само по себе, а в ходе совместного диалога о предмете.

Когда, используя нашу терминологию, мы говорим, что Сократ стремился к познанию, с которым мог отождествить себя его собеседник, то не имеем в виду индоктринацию. Под ней понимается то, что человек принимает под внешним влиянием определенную точку зрения в качестве истинной, не имея при этом возможности лично определить, является ли она истинной или нет. Лицо, прибегающее к индоктринации, намеренно представляет предмет обсуждения односторонним образом, трактуя сказанное о нем в качестве полной истины. Это лишает его собеседника шансов самому оценить истинность услышанного.

Когда один человек под влиянием другого думает, что вещи действительно таковы, как о них ему говорят, то возможно, что они оба неумны или простодушны. При этом речь не идет об индоктринации, если мы понимаем под ней внушение другим односторонних и несостоятельных взглядов, которые мы сами осознаем в качестве таковых.

По-видимому, некоторые использовали бы представление, согласно которому индоктринацией называется ситуация, в которой одно лицо, влияющее на другое, полагает, что сказанное им является истинным.

Вероятно, может существовать много промежуточных позиций. Человек, внушающий что-то другому, может частично, а не полностью быть уверен в том, что он говорит.

Об индоктринации в указанном смысле трудно говорить в ситуациях, когда человек, которому внушают, понимает, что на него влияют, или когда лицо, которое воздействует на других, делает это очевидным для них. По-видимому, состояние индоктринации предполагает, что тот, на кого влияют, не осознает этого. Об индоктринации не может идти речи и в случае игры с «открытыми картами», даже если на игроков воздействуют посредством угроз и риторики.

Необходимо также уточнить использование слова «воздействие». В той мере, в которой взвешенные и непредвзятые аргументы вынуждают человека изменить свои взгляды, мы не можем говорить, что он «находится под воздействием». Лучше говорить, что он обучается или приобретает более глубокое понимание обсуждаемого предмета.

Использование в философии обыденных примеров для разъяснения различий между уговариванием и убеждением и т. п. отличается от имеющего место в экспериментальном естествознании поиска свидетельств в пользу теории. Полезность подобных различий в одной ситуации не означает, что они окажутся таковыми и в другой.

Различие между убеждением и уговариванием позволяет осмысленно различать между настоящим и мнимым авторитетом. Человек с подлинным авторитетом обладает подлинным пониманием предмета и способен рациональным образом передать его другим в процессе открытого обсуждения. (Предполагается, помимо прочего, что все участники одинаково способны к самовыражению и участию в диалоге). Человек, способный главным образом уговаривать других с помощью риторических и других приемов, обладает только мнимым авторитетом.

Во время дискуссии Сократ, указывая на противоречия и неясности, «разрушал» картину реальности, которой обладали его собеседники. Он показывал, что социальные и моральные представления его партнеров не являются обоснованными и достаточными. Таким образом, одним своим слушателям он открывал благотворность теоретического исследования. Другие же отрицали эту благотворность. С одной стороны, обнаруживались болезненные для них откровения. С другой, афинские правители полагали, что разрушение господствующих мнений опасно для государства. Даже если людские мнения и лишены всякого реального обоснования, они тем не менее необходимы для функционирования общества (выражаясь современным языком, полуистина, или идеология, может быть функционально необходима для общества).

Напомним, что Сократ употреблял понятия добро, добродетель в широком значении блага, то есть высшего воплощения нравственного потенциала человека, морального совершенства, достигаемого выполнением высоких нравственных целей наилучшим способом. – С.К.

Сократ может считаться когнитивным рационалистом, так как он полагал, что разум обладает преимуществом перед волей и чувствами. Именно разум первый узнает благо, а воля и чувства используются для достижения того, на что указывает разум. Противоположностью такой позиции является волюнтаризм, отдающий предпочтение воле и чувствам, а не разуму. Прежде всего, мы желаем нечто (называя это «добром»), а затем разум находит средства для его достижения (а также для оправдания, «рационализации» желаемого).

См. сноску 1 Гл. 1.

См. W.Jaeger. Paideia: The Ideals of Greek Culture. 3 Vols. Oxford, 1939–1944. Русский перевод второго тома см. В.Йегер. Пайдейа. Перевод; М.Ботвинника. – М., 1997; W.Jaeger. Dieplatonische Philosophie als Paideia. – In W.Jaeger. Humanistische Reden und Vortrage. – Berlin, 1960. – S.142–157. — С.К. и B.K.

Конечно, это очень спорный тезис. Ведь, например, являются осмысленными такие слова и словосочетания, как «или» и «может быть». Критику референциальной теории лингвистического смысла см. J.Searle. Speech Acts. – Cambridge, 1969.

Платоновское понимание морали как укорененной в «мире идей» до определенной степени соответствует обычным воззрениям на мораль. Если спросить философски неискушенного человека, почему нельзя уничтожать людей, как это делал, например, Гитлер с евреями, то многие, возможно, ответят: «потому что это несправедливо» или «существуют определенные моральные нормы», запрещающие убийство. По поводу нюрнбергского приговора нацистским военным преступникам многие, по-видимому, скажут, что он был справедливым, поскольку существуют определенные моральные нормы, верные для всех времен и народов. Только немногие согласятся с тем, что обвиняемые в преступлениях против человечества не могут быть осуждены, поскольку этические и политические принципы зависят от изменяющихся обычаев и нравов, а также от законодательств отдельных стран. Если бы те, кто отвергает такой аморализм и считает нюрнбергский приговор объективно правильным, подобрали более точные слова, то тогда они безусловно выразили бы свою позицию в форме, близкой платоновскому пониманию. Этико-политические нормы существуют независимо от пространства и времени в дополнение к чувственно воспринимаемым вещам.

Часто моральные убеждения, которыми обладают обычные люди, могут быть истолкованы на основе различные философских учений. Напомним читателю, что Платон не так далек от господствующих воззрений, как это может показаться. Однако это не значит, что философские учения, которые наиболее близки господствующим взглядам, являются более истинными, чем другие. И наконец, хотелось бы сказать читателю, что учение, которое мы стремимся сделать более понятным, – учение об идеях – само сталкивается с различного рода проблемами. К их числу относится проблема понимания отношения между неизменными идеями и изменяющимися вещами и явлениями воспринимаемого мира. Поэтому аргументы, использовавшиеся при объяснении учения об идеях, не являются аргументами, которые убедительно демонстрируют его правильность. Отметим, что и сейчас все еще остаются дискуссионными вопросы о том, как понимать математику, язык и нормы.

См. Henrik Wergeland. Napoleon. – In Henrik Wergeland. Poems. – Oslo, 1960. – P.8.

См. ниже платоновскую антропологию, с. 106–108.

См. диалог Парменид.

Отсюда следует, что Платон был против изучения явлений, основанного на их изоляции и строгом разграничении (как это делают сейчас психология, социология, политика, экономика, этика и т. д.). Для него истинное знание могло быть получено только в ходе интердисциплинарных исследований.

От греч. gymnos – обнаженный. Ср. гимназия. Более того, Платон не конкретизировал содержание образования. Как таковой, его план не должен пониматься в смысле современной школьной системы.

Однако поскольку Платон допускает институт рабства [ср. Законы 776b5– 778a5], то самый низший класс составляли рабы.

Сократ, обращаясь к Полемарху, спрашивает его мнение о том, какие слова Симонида о справедливости являются правильными. Полемарх отвечает: «Да то, что справедливо отдавать каждому должное. Мне по крайней мере кажется, что это он прекрасно сказал» [Государство 331e].

Поскольку Платон исходит при объяснении человеческого поведения из общезначимых и неизменных норм (идей), постольку можно сказать, что от него ведет свое происхождение учение о естественных правах [См. Гл. 5]. В то же время опять напомним, что Платон в основном размышлял об античном полисе, а не о каком-либо международном сообществе. Это относится и к Аристотелю.

См. E.Barker. Greek Political Theory. – London, 1970. – Р. 239 ff.

Часто утверждают, что здесь Платон вводит «коммунизм». Это не самый удачный выбор термина. Хотя можно говорить о «коммунизме» у Платона в том смысле, что до определенной меры собственность является общей, по-латыни communis, откуда и происходит слово «коммунизм». Именно в этом смысле говорят, например, о «коммунизме» ранних христиан. Но сегодня «коммунизм» обычно ассоциируется с марксизмом. Марксистский коммунизм утверждает, что политическая власть экономически основывается на собственности на средства производства. Платон же в его учении об идеальном государстве описывал общество, в котором высшие классы обладают собственностью, имеющей, по-видимому, отношение к потреблению (домашние вещи и семейное обслуживание), а не к производству (земля, орудия производства, корабли и т. д.).

Хотя в своих политических учениях Платон и Аристотель придавали определенное значение экономике, но они не рассматривали ее в качестве движущей силы политики, как это делают марксисты. [См. Гл. 21].

Экономическая интерпретация истории (которая не тождественна диалектико-материалистическому ее пониманию) может быть до некоторой степени применима к начальному развитию капитализма, то есть к периоду после эпохи Возрождения. (Под экономизмом мы понимаем учение, рассматривающее экономические факторы в качестве основной причины исторических изменений и отрицающее независимое влияние на исторические события политических, социальных и культурных факторов). С другой стороны, можно сказать, что в период средневекового феодализма именно религия, а не экономика, была решающим фактором.

В Законах Платон смягчает некоторые свои утверждения, сделанные в Государстве, в частности, касающиеся запрета частной собственности и семьи для представителей двух высших классов. Учитывая современный ему образ жизни, он не видел возможности государственного введения как общей собственности, так и практики обмена сексуальными партнерами с последующим разрывом уз между родителями и детьми. Хотя Платон и считал это наилучшим решением.

Для его обозначения использовалось слово oiko-logi, образованное из слов oikos – домашнее хозяйство и logos – учение, разум. Что касается слова экология, то оно является новообразованием, возникшим в прошлом веке.

Законы, 737 d-e, 745 c.

Идея экспоненциального роста была бы для грека Платона абсурдным высокомерием (hybris), которое отрицает равновесие и ведет к хаосу.

Терминологическая характеристика платоновского государства как коммунистического может привести к путанице. Идеальное государство Платона («государство превыше индивида») также называют «фашистским». Однако и такая характеристика является неверной. Действительно, в Новое время получило широкое распространение определенное противопоставление индивидуализма и коллективизма. Первый утверждает, что индивид является всем, а государство – ничем; второй, что государство является всем, а индивид – ничем. Однако в греческом полисе в общем и целом речь не шла отдельно об «индивиде» или отдельно о «государстве», которое обособленно от индивида. Платон много говорит о естественном сообществе, которое предполагает, что люди реализуют надлежащие им функции. Как таковое противопоставление коллективизма и индивидуализма (а также либерализма и фашизма) является неприменимым к платоновскому идеальному государству.

Можно добавить, что, помимо всего прочего, для фашизма характерно неконституционное, авторитарное правление. В этом смысле платоновское идеальное государство близко к фашистскому. Оно управляется без конституции (неконституционность) малой элитарной группой (авторитарность). Но когда в Государстве Платон утверждает, что правительство не должно быть субъектом права, он делает это на том основании, что понимание идеи блага (добра) точно представляет нечто общезначимое и определенное, что не покоится на произволе и прихотях. Платон осуждает государство без законов, управляемое личными и преходящими желаниями правителей. (Позднее, в Законах, где Платон дает менее утопическое и идеалистическое описание своего государства, он включает в него законы и конституционное правление).

Здесь Платон предвосхищает современные проблемы: опасность социально-классовой дифференциации на основе различий способностей и образования, реализованной в «справедливом» классовом государстве. См. M.Young: The Rise of the Meritocracy. – London, 1958.

См. S.Benhabib und L.Nicholson. Politische Philosophie und die Frauenfrage. – In Handbuch derpolitischen Philosophie. Hrsb. von I.Fischer und H.Munkler, – Munchen, 1987.

Музы – девять греческих богинь, олицетворяющих искусства и науки: Клио (история), Эвтерпа (лирическая поэзия), Талия (комедия), Мельпомена (трагедия), Терпсихора (танец), Эрато (любовная поэзия), Полигимния (гимническая поэзия), Урания (астрономия) и Каллиопа (эпическая поэзия).

Эстетика – греч. aisthetikos происходит от aisthenesthai – ощущать (воспринимать).

Ср. с Lycee или лицей – французская общеобразовательная школа.

Ср. с неоплатоником Плотином и с философом эпохи Возрождения Николаем Кузанским, отстаивавшим так называемую «негативную» теологию. Скрытый Бог, Deus absconditus, не может быть «видим», поскольку он является частью глаза, который «видит». Николай Кузанский. О сокрытом Боге. – Николай Кузанский. Сочинения. В двух томах. – М., 1979. Т. 1. – С. 283–288.

«Substantia» является латинским эквивалентом греческого слова «ousia». В дальнейшем мы увидим, что термин субстанция играет важную роль и в учениях других философов, таких как Декарт и Спиноза. Но они придают ему совершенно другое значение.

Для Аристотеля познание начинается с чувственного опыта. Однако, размышляя о нем, например, о чувственных восприятиях различных лошадей, человек может познать форму «лошадь», которая существует во всех отдельных лошадях. Философское познание становится возможным в результате дальнейшего размышления о формах.

Можно сказать, что Аристотель трактовал различные теоретические науки в качестве разных степеней абстрагирования от обыденного опыта. В мире повседневной жизни мы обладаем непосредственным чувственным опытом материальных вещей. Физика абстрагируется от различных несущественных свойств отдельных материальных вещей. Ее объектом является не конкретный камень здесь и теперь, но камень как физический объект с определенным весом и движением. Математика представляет следующую степень абстрагирования – на этот раз от материальных свойств вещей, так что вещи выступают только как геометрические формы или числовые значения (числа). Наконец, в ходе дальнейшего абстрагирования мы приходим к метафизике, которая исследует полностью универсальные принципы и свойства.

Аристотель как бы движется «вверх» посредством абстрагирования от чувственного опыта. Напротив, начав в некотором смысле «сверху», Платон спускается «вниз», в чувственно воспринимаемый мир. Но этот спуск является реализацией идей. Мы, согласно Платону, не можем начинать с идей. Эта предпосылка, которая диалектически становится «верхом» лишь через познание присутствия идей в вещах, то есть через их опредмечивание спуском. Определенным и надежным является именно диалектическое постижение идей, когда оно уже приобретено. Мы спускаемся «вниз» через математику, физику и гуманитарные науки к более изменчивым объектам, познание которых становится все более ненадежным и неопределенным. (Никто не начинает познание исключительно с мира идей. Все мы должны странствовать между «верхом» и «низом» в продолжающейся всю жизнь попытке приобрести наилучшее постижение идей).

Ср. с господствующим положением ремесел и сельского хозяйства в греческом полисе.

Ср. аристотелевское различение растений, животных и людей, основывающееся на жизненных принципах питания и роста, самоощущения, передвижения и разума, с платоновским различием производителей, управляющих и мыслителей.

Мы можем говорить о «переоценке» и «недооценке» некоторого явления. Приписывать человеческие свойства животным означало бы переоценить животных. Это то, что мы делаем в сказках и баснях, где, например, лиса и медведь разговаривают друг с другом. Способность речи связана с рациональным жизненным принципом, которым обладают люди, но не животные. Поэтому то, что мы говорим в сказках и баснях, не является истинным. Но если приписывать человеку только животные свойства, то это означало бы недооценивать людей. Такая характеристика людей будет в некоторой мере правильной, поскольку люди обладают всеми жизненными принципами животных, однако в качественном смысле недостаточной. Анимизм, то есть приписывание духовных свойств, например, камням и деревьям, является не очень распространенным в наше время видом переоценки. Но, с другой стороны, рассмотрение людей исключительно в плане жизненных принципов, которые «ниже» человеческих жизненных принципов («натуралистическая редукция»), является не столь уж редким видом недооценки людей («люди в сущности это только физиологические организмы и ничего больше»). Однако в чем заключается правильная оценка людей? Это было и остается сложной дискуссионной проблемой.

Это является способом выражения того, что наши концептуальные термины хороши для описания растений и животных, но не столь удачны для описания неживых вещей. Таким образом, Аристотель и Демокрит представляют две альтернативные монистические философии природы. (Со своей стороны, Декарт предложил дуалистическую философию, основанную на различии, которое не совпадает с противопоставлением органического и неорганического).

Эта философия природы называлась «физикой», то есть учением о physis, или природе. Так как аристотелевские работы, посвященные первой философии, были помещены после работ по философии природы (физики), то первая философия стала называться метафизикой (meta ta physica – то, что после физического, то есть после «физических» работ, после физики).

Можно сказать, что аристотелевская философия природы выросла из его интереса к пониманию природы, как ее воспринимает человек, тогда как ученые Нового времени, в противоположность этому, были заинтересованы господством над природой. Для достижения последней цели оказались эффективными гипотетико-дедуктивный метод и абстрактные математические понятия. [Ср. Гл. 7].

Подобное различение философии природы и науки о природе, основывающееся на различии интереса в понимании и интереса в господстве, без всякого сомнения, является существенным. В то же время оно явно указывает на следующую проблему. Помимо прочего, можно различать личную заинтересованность отдельного ученого в том, что он делает, и общественные интересы, стоящие за научным исследованием как коллективной деятельностью. Было бы странно предположить, что Ньютон был лично заинтересован в обретении господства над природой. Вряд ли такого рода интерес быш его движущей силой, и маловероятно, чтобы он апеллировал к нему для оправдания того, что делал. В этом смысле заинтересованность в господстве над природой относится к общественным силам. Она значительно усилилась в наше время и быта раньше, возможно, значительно слабее.

Механистическое понимание природы не только ошибочно связывает с человеком всю качественную сторону воспринимаемого мира, представленную чувственно воспринимаемыми свойствами и ценностями. Оно одновременно постулирует возможность человеческого господства над природой. Декартово различие между думающей вещью (res cogitans) и протяженной вещью (res extensa) имеет определенные параллели с таким пониманием общества, согласно которому все существующее разделено на субъект, исчисляющий прибыть, и на сырой материал. В роли последнего выступают животные, камни и человеческие существа – все они являются объектами для такого субъекта, который благодаря своему интеллекту может их использовать и контролировать.

В ситуации экологического равновесия аристотелевская философия природы, по-видимому, хорошо отвечает идее гармонии с окружающей средой. Однако современная ситуация характеризуется интенсивным вмешательством человека в экологические системы. Поэтому эта философия должна быть дополнена философией человеческого труда как исторического процесса, в котором люди и природа взаимно влияют друг на друга и в конечном счете наносят ущерб друг другу. В этом отношении представляют интерес Гегель и Маркс с их антимеханистическим, диалектическим пониманием природы, предполагающем качественные исторические скачки, которые обусловлены вмешательством трудовой деятельности человека в природные феномены.

Когда язык становится предметом исследования, то возникает тенденция понимать его как объект, то есть как нечто отделенное от исследователя. В известном смысле при исследовании языка Платон размышлял о языке, который он сам использовал. Поэтому можно сказать, что у него имеется определенная диалектика языка как субъекта и языка как объекта. Но в своих размышлениях Платон не позволил бы себе быть связанным первыми принципами или правилами дедукции, а пытался бы размышлять над ними и о том, что стоит за ними.

Ср. A.Dickason. Anatomy and Destiny: The Role of Biology in Plato's Views of Women. In Women and Philosophy. Ed. by C.Gould and M.Wartofsky. – New York, 1976. Р. 45–53.

Это типично греческая мысль. Даже идеалист Платон подчеркивает, что образование должно начинаться с гимнастики и музыки, а заканчиваться практическими обязанностями. Все способности должны быть гармонически развиты.

Пойезис, таким образом, имеет отношение к созданию нового. Поэзия, следовательно, является пойезисом, но не праксисом. Так как мы рассматриваем аристотелевскую политическую теорию, а не эстетику, то мы не будем останавливаться на этом моменте. Упомянем только, что в своем понимании поэзии как «пойетического», творческого явления Аристотель не придавал особого значения качественно новому. Для него поэзия является мимезисом, истинной копией того, что есть. С другой стороны, для Платона подлинная поэзия привносит нечто новое в чувственный мир, так как поэт вдохновляется идеями и делает нас восприимчивыми к ним. (Поэт, который только имитирует воспринимаемый мир, по Платону, недостаточно хорош. См. диалог Государство).

Демо-кратия = правление народа, плуто-кратия = правление богатых, олигархия = правление малой группы всемогущих лиц, монархия = единоличное правление.

В этом отношении Аристотель не являлся сторонником концепции естественного права. Но при этом он думал, что некоторые нормы межличностного общения являются объективно наилучшими. Так, Аристотель рассматривал справедливость, которая характеризовалась через законность и равноправие в качестве общезначимого принципа, хотя этот принцип и не имел силы для детей и рабов, не являвшихся полноценными гражданами. Однако если мы подчеркиваем, что Аристотель оперировал общезначимыми этико-политическими принципами, то можно сказать, что концепция естественного права восходит к нему (точно так же, как и к Платону). [См. ссышку 2 на стр. 104].

От греч. kathairein – очищать.

В этом смысле художественное творчество может быть охарактеризовано как пойезис, в противоположность праксису [см. параграф «Праксис» – разумные действия].

Ср. место риторики в университетской традиции, Гл. 6.

Аристотель говорит в Политике VII, 4, что при оценке и распределении официальных обязанностей согласно квалификации каждый должен знать характер других. Если этого нет, то и принимаемые решения, и выбор официальных лиц легко могут стать произвольными.

Самоценность = «автотелическая» ценность или ценность, имеющая сама себя в качестве цели. От греч. auto = само и telos = цель.

Законы и обычаи обладают «гетеротелической» ценностью, то есть их ценность состоит в том, что они являются средствами для чего-то иного, того, что, со своей стороны, имеет свою цель (telos) в себе.

Утилитарист Бентам в конце XVIII века предложил теорию расчета разных видов удовольствия. Связанные с ней проблемы рассматриваются в Гл. 17.

Ср. со стихотворением Киплинга «Если».

Киники были известны в качестве одной из так называемых античных сократических школ. Ее название указывает на определенную связь между Сократом (и софистами) и школами «жизненной философии» в эллинистическо-римскую эпоху.

Здесь оканчивается их сходство с современными хиппи. Хиппи являются преимущественно детьми представителей высших слоев капиталистического общества потребления. Они добровольно отстраняются от его некоторых аспектов, связанных с материальным потреблением, и в то же время ведут паразитический образ жизни, считая при этом, что они полностью отказались от общества.

Эскапизм = бегство.

Мы можем проделать определенный мысленный эксперимент и спросить себя: были ли необходимые наличие рабов и столь большие различия между богатыми и бедными? Разве социальные антропологи, например, не учат нас, что можно создать социально и материально обеспеченное общество без естествознания и промышленности?

Cicero. De republica. Loeb Classical Library. Translated by C.Keyes. Harward University Press, 1928. Bk. III, xxii.

Отметим, что, начиная с XVII века, доктрина естественного права рассматривала разум и неотъемлемые права личности, например, на жизнь и собственность, в качестве своей исходной точки.

Ср. с Гераклитом.

Гиппократ. Избранные книги. Перевод В.Руднева. – М., 1994. – С. 87–88.

Название «Средние века», medium aevum, бышо дано ретроспективно теми, кто рассматривал промежуток времени между Античностью («древними временами») и Ренессансом («возрождением» античной культуры) как Темное время.

Словосочетание «Естественное право» пишется с заглавной буквы, чтобы подчеркнуть, что здесь оно обозначает нормативное, а не научное понятие.

Далее при рассмотрении учения Декарта мы приведем аргументы, которые утверждают двусмысленность чувственного восприятия; см. Гл. 10.

Здесь мы интерпретируем церковное царство как идентичное с благим (Божьим) царством.

Например, таких, как природа Христа, Его рождение, Его смерть и воскресение.

А.Несс [A. Nxess. Scepticism. – Oslo, 1969. P. 2–7] называет первых скептиков «академиками», а вторых – собственно «скептиками». Основываясь на Сексте Эмпирике, этот автор причисляет Пиррона ко второму виду скептиков.

Соответствующие аргументы можно найти у Демокрита (и Протагора). Чувственное восприятие человеком внешних объектов происходит благодаря переходу атомов-посредников от объекта к органам чувств. А так как все наше познание внешних вещей зависит только от чувственных восприятий, возникающих в органах чувств, то мы не можем быть уверенными в получении правильных сообщений о внешних объектах. В общем, чувственные впечатления в органе чувств зависят как от восприятия объекта, так и от состояния органа чувств.

См. рассуждения Декарта о чувственном опыте и определенном знании в Гл. 10.

См. критику Юмом индукции в связи с понятием причинности в Гл. 15.

См. в Гл. 7 критику научного дедуктивного идеала.

Слово децизионизм происходит от лат. decisio – решать. Термин децизионизм (нем. «Dezisionismus» или «Entscheidungsdenken») использовался немецким философом права Карлом Шмиттом (Сай Schmitt, 1888–1985) для характеристики мышления, которое в качестве конечного юридического основания рассматривает не универсальную норму, а определенное решение. Ср. с максимой Гоббса «autoritas, non Veritas facit legem» (авторитет, а не истина, творит закон). Дискуссия о децизионизме связана со спорами вокруг правового позитивизма, концепции естественного права и процедурной концепции оснований юридических норм (Хабермас). Децизионизм является предметом обсуждения и в философии науки (эпистемологии). Например, Поппер говорит о «решении» в пользу рациональности (как критического метода в смысле его доктрины «критического рационализма»). [См. Открытое общество и его враги. – Соч. В двух томах. – М., 1992. Т. 2. – С. 455–456]. Позиция Поппера быта подвергнута критике К. – О. Апелем (KarlOtto Apel, 1922), который считает, что само понятие выбора за или против рациональности всегда предполагает рациональность. При этом Апель исходит из его трансцендентальной прагматики. В ходе этого спора попперианец Ханс Альберт (Hans Albert, 1921) защищает приоритет «окончательного решения» в пользу рациональности [см. Transzendentale Traumereien. – Hamburg, 1975. S. 149], а Дитрих Болер (Dietrich Bohler) защищает критику Апелем эпистемологического децизионизма, утверждая, что этот децизионизм самореференциально противоречив [См. Rekonstruktive Pragmatik. – Frankfurt am Main, 1985. S. 297].

Разве это не замечательное утверждение? Ср. с рефлексивной (самоприменимой) аргументацией [Гл. 18 и 30].

Следуя принятой в западной литературе традиции, авторы используют термин эмпирицизм для обозначения философской позиции, возводящей все знание к опыту. В то же время термин эмпиризм обозначает позицию, указывающую на важность опытного исследования и проверки — В.К.

Иначе говоря, при допущении творения из ничего и, соответственно, понимании материального как сотворенного бытия, то есть введению обратного неоплатонистской эманации движения от небытия к бытию, грех как моральный аспект зла оказывается в зоне человеческого воления. Такой подход не исключает у Августина общей с неоплатонизмом позиции отрицания онтологической укорененности зла, его метафизического, бытийного начала — С.Б.

Главными христианскими добродетелями являются «вера, надежда и любовь», где надежда является надеждой на спасение.

Ср. ее анализ у Кальвина.

Это относится к реальным выборам, в которых участвуют несколько кандидатов. Формальные выборы, когда есть только один кандидат, также могут выполнять свою политическую роль. Принимая участие в выборах, гражданин одобряет систему (Ср. с выборами в странах, где принимает участие только одна политическая партия или один кандидат). Мы сталкиваемся с другим вариантом формальных выборов, когда различные партии стоят в принципе на одних и тех же позициях.

Иногда правом наследования обладают все сыновья. В таких случаях оно не гарантирует преемственности, но, напротив, ведет к соперничеству. Тогда становится необходимым выбор между претендентами на трон. Выражение «Король умер, да здравствует король», между прочим, возникло не в Средние века.

То, что король подчиняется закону и традиции, затрагивает, скорее всего, не проблему престолонаследия, а вопрос конституционных ограничений королевской власти (например, права быть в оппозиции; см. в дальнейшем дебаты об абсолютной покорности и гражданском неповиновении, связанные с абсолютной монархией).

Присущее германским племенам понимание законов более походило на греческое, чем на римское и абсолютистское понимание. Помимо прочего, различия в этих пониманиях были связаны с различиями соответствующих общественных систем. Римская империя была централизованным государственным образованием, включавшим в свою юрисдикцию многие народы. Закон был явно сформулирован и имел силу для всех. Абсолютная монархия возникла в национальных государствах, в которых за короткое время происходили существенные изменения. Здесь закон рассматривался в значительной степени в качестве не данного, а созданного. С другой стороны, средневековое общество было относительно стабильным и законы выражали традиционное право. В нем отсутствовала потребность в формулировке как всеобщих принципов, применимых к другим народам (как в Риме), так и новых законов. Лишь в XII и XIII столетиях возникла новая точка зрения: законы являются выражением воли законодателя, а принятые законы могут (а в некоторых случаях и должны) быть изменены.

Спор об инвеституре (спор о назначении епископов).

Внутри отдельных государств имели место как сотрудничество, так и соперничество церкви и государства. Духовенство, которое было обычно более образованным, часто привлекалось на королевскую службу, например в королевскую канцелярию. Кроме того церковные институты владели собственностью и землей, которые вновь назначенный епископ или аббат должен был получить от короля во владение. Ленное владение было экономически важным. К тому же получивший ленное владение был обязан посылать в распоряжение короля воинов и как вассал входил в королевский совет. Естественно, король желал принимать участие в назначении новых епископов, тогда как церковь сама хотела назначать церковных служителей. Понятно, что возник спор относительно духовных и светских функций епископа. Он получил название спора об инвеституре (начиная приблизительно с 1050 гг.) и касался вопроса о том, должен ли король участвовать в назначении на должность епископов.

В 1073 г. папа Григорий VII (Gregory VII, ок. 1020–1085) запретил светским властям назначать епископов. Генрих IV (Henry IV, 1050–1106) не согласился с этим и попытался сместить папу. Григорий отлучил Генриха от церкви и освободил вассалов от присяги верности императору.

Спор между земной и духовной властями приобрел характер открытого противостояния. Это привело к оживленным политическим дебатам, в которых каждая сторона пыталась найти поддержку в учении Геласия.

Григорий VII рассматривал свое требование как выражение позиции Геласия. Григорий и его сторонники, паписты, утверждали, что они только восстановили баланс между властями, о котором говорил Геласий. Но требования Григория были более широкими. Основываясь на тезисе о том, что церковь должна обладать правом приоритета в моральных и религиозных вопросах, он требовал, чтобы епископы назначались только церковью, чтобы церковь могла отлучать короля и чтобы церковь могла освобождать подданных от моральной обязанности подчиняться королю. Это предполагало неявно правую, а не левую из приведенных ниже моделей.

По-видимому, Григорий пытался создать то, что он рассматривал как правомерный моральный прецедент, и не стремился к юридическому верховенству. Однако следствия его требований шли в направлении утверждения духовного и светского превосходства церкви.

Идея верховенства папы над императором была явно выражена папистами Гонорием II (Honorius of Augsburg, ум. в 1130) и Иоанном Солсберийским (John of Salisbury, 1120–1180). Согласно политическим взглядам Григория VII, папа обладает абсолютной властью, ибо все находится «под Богом и Естественным законом». Для того времени абсолютистское понимание власти папы было новым. Но в конце концов оно возобладало и сохранялось вплоть до Реформации, когда стало оспариваться.

Когда Григорий говорил о праве церкви назначать епископов, он полагал, что именно он, папа, в конечном счете должен обладать этим правом. Напротив, идеологические защитники императора для защиты status quo апеллировали к действующим обытаям. Земной правитель ответственен перед Богом, а не перед папой. Требуя, чтобы оба «меча» были переданы в одни руки, Григорий выступает против божественного порядка. Согласно сторонникам императора, он является помазанником Божьим, а право на трон определяется порядком престолонаследия.

Обзор разных точек зрения на проблему универсалий и понимание термина универсалия см. В.Кузнецов. Проблема универсалий в физическом познании. – К., 1987 — В.К.