По мнению Шлейермахера, нет и не может быть такого способа мышления, который бы полностью соответствовал определению знания, поставленному во главу диалектики (см. выше, с. 311). Даваемая этим определением характеристика, что знание есть мышление, которое обязательно производится одинаковым образом всеми способными мыслить, или что оно основано не на большинстве и различии мыслящих субъектов, а на их тождестве, одним словом, всеобщности, не может быть в полной мере отнесена ни к одному мышлению. Различное и тождественное в мышлении, индивидуальное мышление и общее, по его мнению, не могут быть полностью разделены, поэтому мышление во всей своей полноте также должно быть окрашено «различным». «Следовательно, в действительности не существует чистого знания, а есть лишь различные концентрические (эксцентрические?) сферы общности опыта и принципов». «Относительность знания… установлена сознанием самого знания и существенна для него». Мы можем только настаивать на том, чтобы в каждой мысли мы осознавали индивидуальный коэффициент, отношение индивидуального к общезначимому, чтобы в конечном результате индивидуальное отступило как минимум. Препятствием к полному устранению индивидуальной идиосинкразии является прежде всего то обстоятельство, что для мышления нам нужен язык. Ведь существует несколько языков, и в каждом языке опять-таки есть несколько эксцентрических кругов; но насколько своеобразен язык человека, настолько же своеобразно и его мышление.

«Ни одно знание на двух языках не может считаться полностью одинаковым, даже вещь и a = a». Это справедливо и для диалектики. «Диалектика не может проявлять себя в одной и той же форме вообще, но должна быть прежде всего выставлена только для определенной группы языков; и следует заранее признать, что для каждого из них она должна быть поставлена по-разному в разной степени». Только к математическому знанию не применима причина, вытекающая из языка, поскольку оно не требует языка. «Но оно существует только в личных комбинациях и таким образом становится относительным», и «результаты действительно одинаковы, но знание заключается не в результате, а в реализации мысли».

Шлейермахер, несомненно, считал, что вторая характеристика, содержащаяся в понятии знания, – соответствие мысли бытию – не может быть отнесена к любому мышлению в совершенстве и что это соответствие не может быть найдено иначе, чем в связи с определенным различием в мышлении. Об этом можно судить уже по тому, что, по его словам, нет мышления, которое не содержало бы в себе ничего, происходящего из органической аффектации, и что он объясняет далее, из двух сторон, которые имеет органическая аффектация, – обращенную внутрь, по отношению к своему ощущению, и обращенную наружу, а именно к поражающему, внешнему существу, по отношению к которому она называется восприятием, первая есть то, что она есть, благодаря своей принадлежности к отдельному человеку, и поэтому является основанием и местом особенности (по общему признанию, также подчиненной тождеству в роде), а не общности. Однако в его дошедших до нас заметках о диалектике этот недостаток, присущий всякому мышлению, не рассматривается сколько-нибудь подробно. Они позволяют еще сильнее укрепиться убеждению, что между мышлением в его первой форме, восприятием, и бытием существует существенное соответствие и что поэтому нам не нужно, как учил Кант, отказываться от всякого познания бытия.

Окончательное основание уверенности в том, что соответствие мысли бытию не является пустой мыслью, Шлейермахер находит в факте самосознания, ибо здесь это соответствие нам дано. Это утверждение, которое, кстати, кажется несовместимым с другим утверждением, что мы также воспринимаем себя только посредством организации, а именно внутреннего (inner sense) (см. выше с. 313), можно истолковать в смысле учения о познании, а именно, что в самосознании мы постигаем тождество Я, которое является его предметом, с Я, которое является его субъектом, и что именно в этом тождестве состоит бытие Я. Но он тут же добавляет, что подлинное бытие не только нашего «я», поскольку оно мыслит, но и его самого, поскольку оно есть нечто иное, чем мышление, особенно в той мере, в какой оно телесно, дано нам в самосознании. Согласно диалектике, уверенность в нашем собственном бытии связана с уверенностью в бытии мира, который мы представляем себе вне себя. Пространство и время, поясняет Диалектика, – это способ бытия самих вещей, а не только наших представлений…. Обе формы находятся как в представлении, так и в вещах». Доказывать это утверждение автор не пытается. Она ограничивается тем, что опровергает сомнение в том, что мы действительно верим в большинство мыслящих субъектов и что нет никаких оснований относить бытие вне нас, которое мы таким образом предполагаем, только к большинству мыслящих субъектов; более того, что наше телесное бытие, которое дано нам в самосознании, связано с бытием, помещенным вне нас. – Диалектика перемежается с рассуждениями о познании рассуждениями о бытии как таковом, которым, однако, очень не хватает связности, а в отдельных своих компонентах они также весьма незавершенны и неясны.