Храмовое хозяйство обслуживали храмовые земледельцы, ремесленники и пастухи, с которыми рассчитывались двумя вышеописанными способами: посредством выдачи пайка или предоставлением надела. Паек сильнее привязывает к власти, но требует больших расходов на содержание хранителей и распределителей. Надел избавляет от дополнительных расходов, но дает мелким администраторам излишнюю самостоятельность, в конечном счете – возникает стремление стать наследственными частными владельцами. В связи с этим две системы периодически сменяют друг друга: для определенной ситуации годится одна, для иных – другая. Это мы будем видеть на протяжении всей истории допромышленных обществ. Но паек в основном распространялся в техногенных обществах, да и то не во всех. Надел же существовал практически везде и всегда – для служащих государства и верхушки общества. Вместе с тем практика наделения землей не такая, какая была только в Европе, где владельца надела защищал закон, в том числе и от монарха. Это верховенство писаного закона – специфика европейских обществ, особенно западноевропейских.

Возникшие в это время шумерские вожди-военачальники (лугали) опирались еще не на профессиональную армию, а на оплачиваемую ими дружину и на «клиентов», то есть на людей, лично социально и экономически от них зависевших.

5. III раннединастический период (РД III, 2500–2310). Он более длительный, чем предыдущие, и ознаменовался рядом новаций. Главное новшество последнего периода – появление тенденции к созданию более крупного государства. Возникает понятие «гегемон», основанное на военной силе. Следует обратить внимание на роль войска в становлении унитарного государства, что вполне естественно: только создав профессиональное войско, монарх по-настоящему отделяется от общества. До этого здесь прошло четверть тысячелетия, а настоящего государства еще не было. Только профессиональное войско дает возможность осуществлять всеобщее насилие, без чего государственная власть не имеет опоры, но исторически профессиональное войско формируется не сразу. Основной противник укрепляющейся государственной монархической власти – совет старейшин, привыкших за века решать все вопросы: они довольно медленно отдавали власть, но армии у них не было. Армией обладал только лугаль, для командования ею нужен один человек, такова природа войны.

Для содержания профессионального войска нужны средства, а именно земля. У кого военные обычно ее отбирают внутри страны, если земель становится мало? У духовенства. Во все времена у всех народов, если власти не хватает земли (или денег), сначала мытьем, а потом откровенным кaтаньем начинают ее отнимать у храмов, что происходит сплошь и рядом, хотя обычно не сопровождается покушениями на веру. Вопрос, собственно говоря, ставился следующим образом: государству нужны средства – откуда их брать?

Но среди «своих», в своей стране, потенциальные гегемоны, какую бы хорошую дружину ни содержали, настоящего авторитета в ранних государствах практически никогда не добивались. Это касается любого раннегосударственного общества Древности и Средних веков. Если вы местный, то все помнят ваши корни, поэтому ваши претензии на царское звание (а тем более если вы еще и избранником богов себя объявите) всегда наткнутся на противодействие со стороны соседей: вы когда-то коз пасли, а теперь выдаете себя за родственника божества. Данная проблема стояла перед первыми монархами древних и средневековых государств всегда. Решалась она следующим образом. У себя, где все знают твою подноготную – и бабушку, и дедушку, – действительно трудно доказать свою божественность, но если вы, будучи у себя каким-то лидером, завоевали соседнее государство и туда пришли «готовым» царем, с мечом в руках объяснив, что вы главный, – там вы уже настоящий царь. Поэтому без завоеваний настоящая царская власть в древности, как правило, утвердиться не может. Если же установление власти царя все-таки случается в местной узкой среде, происходит то, что в литературной традиции Средневековья называют «легендой о выходе». Большинство представителей княжеских и боярских родов утверждали, что они тоже откуда-то пришли уже будучи князьями и боярами, хотя сплошь и рядом вполне очевидно, что ниоткуда они не приходили. Однако ощущение, что никто не только не пророк, но и не боярин в своем отечестве, было в ранних обществах очень сильно. Стремление вывести себя из-за тридевяти земель – естественное следствие желания противопоставить себя остальным как фигуру привилегированную.