После трехсуточной пытки Глебов был брошен в подвал, так как лекари, присутствовавшие при истязаниях, заявили, что он погибнет, не дожив до казни, если допросы будут продолжены. Приводя эти натуралистические подробности, я хотел лишь показать, что характер и объем пыток, примененных к Глебову, не являлись каким-то исключением – это был типичный набор средств получения признательных показаний на допросах в то жестокое время. Читая о внезапно возникших и явно неожиданных для палачей смертях в ходе пыток, я ясно вижу их медицинские причины. Ими могли быть травматический шок, рефлекторная остановка сердца, приступ стенокардии, острая кровопотеря…

14 марта 1718 года С.Б. Глебову суд вынес приговор: «Учинить жестокую смертную казнь». Сохранилось ее подробное описание в письме австрийского посланника Плейера императору Карлу VI. В три часа дня 15 марта Глебов был доставлен на Красную площадь Москвы. Стоял тридцатиградусный мороз. Бывшие супруги встретились впервые за многие годы: Петр наблюдал за казнью из окна кареты, Евдокия – с арестантской телеги. Два солдата держали царицу за голову, не давая отвернуться и закрыть глаза. Глебова раздели и посадили на кол. Была применена персидская «разновидность» этой мучительной казни: кол был толстым, не струганным, имевшим рядом ограничения из дощечек, поддерживавших тело за ягодицы. Все это было предназначено для удлинения времени мучительного умирания (Вильбуа Н.П., 1975). Затем на казнимого набросили шубу, чтобы холод не дал ему погибнуть быстро. Мучения Глебова до наступления смерти продолжались около пятнадцати часов. Один из священников, присутствовавших при казни, вспоминал впоследствии: «И с этого времени, как посажен Степка на кол, никакого покояния… не принес; только просил в ночи тайно через иеромонаха Маркелла, чтобы он сподобил его Святых Тайн… и в том душу свою испроверг марта против 16 числа, по полунощи в восьмом часу, во второй четверти» (Мережковский Д.С., 1990). После этого были колесованы и четвертованы все, непосредственно причастные к связи бывшей царицы и ее любовника[26].

Что касается Евдокии, то ее, как монахиню, нарушившую обеты, судил собор священнослужителей. Она была приговорена к наказанию кнутом и ссылке в отдаленный Успенский монастырь в Старой Ладоге. До наших дней сохранился древний собор обители, где инокиня Елена замаливала свои грехи. Мощные стены его, глубоко погрузившиеся за многие века в землю, и сегодня гордо высятся на берегу седого Волхова. Долгих семь лет провела царица в этом монастыре, отличавшемся особо строгим уставом. Вступившей на престол Екатерине I и этого показалось мало – Евдокию перевели в Шлиссельбургскую тюрьму на острове Орешек. «Жестокий век, жестокие сердца!» Седина убелила роскошные некогда волосы царицы, пожелтевшее лицо покрыли глубокие морщины; годы высушили и согнули царственный ее стан, но не сломили гордости и всем известного лопухинского упрямства.

Судьбе, однако, угодно было на закате дней послать Е.Ф. Лопухиной и светлые дни. После воцарения ее внука, Петра II, инокиню перевели в Москву, где она жила, окруженная царскими почестями и преклонением, в привилегированном Новодевичьем монастыре. Евдокия готовилась к оказанию влияния на политику страны, однако при встрече внук не отреагировал на соответствующие пожелания бабушки. Личная и государственная честь царицы были восстановлены – последовало распоряжение о повсеместном уничтожении манифеста о преступлениях Алексея Петровича и отношениях монахини Елены и майора Глебова. Евдокии Федоровне назначили огромную сумму ежегодного содержания (60 тысяч рублей), отписали целую волость с деревнями, образовали при ней придворный штат.