Первая царская аптека в Москве, кроме обилия лекарств, отличалась роскошью обстановки. Вся посуда была из шлифованного хрусталя, покрытого позолотой; принадлежности и инструменты обихода были сделаны из золота и серебра. Роскошь царской аптеки объяснялась не только желанием московского правительства показать иноземцам свое богатство, но и стремлением утвердить значение медицинского дела. Заграничные врачи и подведомственные им небольшие аптеки также считались принадлежностью царской семьи. Для того, чтобы получить от них лекарства, требовалась особая челобитная на имя государя. Еще с 1581 года, по указу Ивана Грозного, врачебное дело составило особое ведомство – Аптекарский приказ[7], содержавшийся, в частности, и на доходы с вышеуказанных аптек, где лекарства могли приобретать «всяких чинов люди» (Платонов С.Ф., 1925). «Аптечный» боярин – глава соответствующего приказа, считался одним из важнейших членов придворной иерархии. Эту должность занимали представители древнейших родов – Черсасские, Шереметевы, Одоевские. При царе Феодоре Иоанновиче возглавлял приказ его шурин, будущий государь Борис Годунов.

Аптекарский приказ приглашал врачей из-за границы для лечебной работы и подготовки русских лекарей, руководил их службой, являлся высшей инстанцией в случаях претензий к оказанию медицинской помощи, устраивал аптеки, ведал плантациями целебных растений, посылал врачей и медикаменты в действующую армию. В течение XVII века существенно увеличились врачебные штаты. Так, если при Михаиле Федоровиче в Москве трудилось около 20 лекарей, то при его преемнике их число удвоилось. В 1654 году во время эпидемий чумы и войны против Польши в связи с возросшей потребностью во врачах при Аптекарском приказе была создана Школа лекарей и костоправов. В 1670-х годах штат Приказа[8] насчитывал до 100 человек – врачи, лекари, аптекари, «алхимисты» (фармацевты), ученики лекарского дела, окулисты (оптики), огородники, разводившие целебные растения (Змеев Л.Ф., 1896).

В 1661 году Аптекарским приказом был одобрен медицинский сборник «Прохладный вертоград», который множество раз переписывался и был широко распространен среди населения. В нем приводились разнообразные советы и рецепты. Так, при лечении наружных поражений рекомендовалось прикладывать свежие растения – капусту, лен, орешник или их свежие соки. Язвы рекомендовалось промывать вытяжками из лука или свеклы. Чесноком широко пользовались для предохранения от «моровых поветрий», смазывая тело здоровых людей смесью чеснока и уксуса, или давая жевать чеснок. Ряд заболеваний в древние времена лечили зеленой плесенью. Лишь теперь в свете учения отечественных исследователей о пенициллине (А.Г. Полотебнов и В.А. Манассеин), о фитонцидах (Б.П. Токин) стала понятной рациональная основа народного врачевания и профилактики болезней микробной природы.

Древние рукописи отражали состояние медицины и лекарствоведения своего времени. Они послужили основным источником для составления фармакопей. Лекарем Иваном Венедиктовым – одним из первых составителей рукописной фармакопеи – в 1676 году осуществлен перевод с латинского на русский язык фармакопеи о лекарствах.

В XVII веке в России произошла окончательная дифференциация понятий «лекарь» и «доктор»: «Дохтур совет свой дает и приказывает, а сам тому не искусен, а лекарь[9] прикладывает и лекарством лечит, а сам не научен, обтекарь у них у обоих повар» (БМЭ, т.12, с.532). С правлением первого государя из Дома Романовых связано и возникновение первой московской больницы «в Китай-городе, на Пожаре», т. е. на Красной площади, существовавшей помимо имевшихся при монастырях богаделен. Небольшое количество педиатрических сведений в медицинской литературе XVII века соответствует незначительному удельному весу педиатрии в деятельности врачей. На первый взгляд такое явление может показаться малоправдоподобным, принимая во внимание исключительно высокую детскую смертность и заболеваемость. Необходимо, однако, учесть, что в то время на Руси лечение детских болезней не входило в поле деятельности научной медицины. Даже в быту царской семьи, имевшей в своем распоряжении видных врачей-иностранцев, последние обычно не привлекались к лечению детей. Между тем использование их именно для педиатрических целей было бы тем более оправдано, что, по сохранившимся воспоминаниям современников и довольно точным описаниям, многие дети царской семьи тяжело болели различными болезнями, в том числе рахитом (были «скорбны ножками») и туберкулезом (были «скорбны грудью»). Имеются данные, что тяжело болели рахитом Федор и Дмитрий, сыновья Ивана Грозного, Федор Алексеевич – старший сын Алексея Михайловича и брат Петра I (Змеев Л.Ф., 1896). Придворных врачей допускали к детям и женщинам лишь в самых исключительных случаях. Особенно недоступны для врачей были царевны. Призванный для консультации врач, как правило, не допускался к больной; ему предоставлялось лишь расспрашивать мамок, боярынь, давать советы состоявшим при каждой царевне особым лекаркам. Подлинной «бытовой революцией» оказалось, когда царица Наталья Кирилловна (жена Алексея Михайловича) начала при болезни горла допускать «на свои очи» врача – «гортанного мастера» Ивана Губина.