В конце 1947 г., выйдя из заключения по первому сроку, В.М. Далин получил разрешение жить на 101-м километре от Москвы в городе Александрове Владимирской области. Несколько позже ему было позволено занять должность профессора на кафедре всеобщей истории Ярославского педагогического института, но ненадолго. В начале 1949 г. его повторно арестовали[82] и сослали на этот раз в Печору, а затем в Инту[83]. В связи с политикой сталинского режима по отношению к политзаключенным в 1940-х гг. А. Некрич по праву отметил: «В 1947 году истек 10-летний срок тюремного или лагерного заключения для многих осужденных в 1937 году. И их начали выпускать. Неожиданно отворялась дверь дома, и входили отцы, братья, жены, сестры, кого и ждать уже перестали. Ведь они были “врагами народа”. Многие молчали о тех страшных муках, которые им пришлось пережить: кто боялся, а кто просто не хотел вспоминать, старался поскорее выбросить из памяти, вновь вернуться к жизни… Но очень скоро отбывших срок начали вновь арестовывать и отправлять назад, на этот раз уже навечно. “Ошибка”, допущенная властями, была ими же исправлена»[84]. В таких условиях В.М. Далин не смог бы составить исключения.
В.М. Далин не был пригоден к тем работам, которые предназначались для политзаключенных[85]. Оторванный от семьи, от коллег, от друзей, лишенный возможности читать и писать (писать! Впрочем, ему предоставлялось право, как он говорил, несколько раз в году писать письма членам семьи), В.М. Далин даже в таких условиях не пал духом. Бывший сотрудник Института истории АН АрмССР, ныне покойный Г.Г. Мелконян, разделивший в те годы его горькую участь, рассказывал мне, с каким воодушевлением В.М. Далин читал на французском языке лекции по французской истории для тех, кто находился рядом с ним. К большому несчастью, я упустил редчайшую возможность получить сведения о его пребывании в ссылке, ибо не мог предвидеть столь неожиданную и безвременную кончину моего старшего коллеги, последовавшую в 1982 г.
Так медленно проходили годы. То были годы небытия, наполненные тревогами, томительными ожиданиями, волнениями, надеждами. В.М. Далин провел в ГУЛАГе 17 лет, так что утверждение одного из наших историков о том, что, кроме М.М. Цвибака, Г.С. Зайделя и Н.М. Лукина, все «остальные “марксисты’à по 10–15 лет проведут в ГУЛАГе»[86], не соответствует действительности. В целом, как верно заметил А. Некрич, В.М. Далин и С. М. Дубровский «чудом уцелели»[87]. Лишь в 1954 г. его реабилитировали, восстановили в рядах коммунистической партии, после чего он получил возможность вернуться в науку. Какую несгибаемую силу воли, какое огромное чувство ответственности перед избранной профессией надо было иметь, чтобы после всего пережитого вновь вернуться к научной деятельности!
Творческий путь В.М. Далина расколот на два периода. До середины 1930-х гг. он, как и его советские сверстники, уделял больше внимания овладению марксистско-ленинской методологией, что было полностью созвучно с насущными требованиями времени, ставя перед собой «более широкие задачи» и стараясь на основе опубликованных источников «определить характер французской промышленности XVIII в. или всего французского рабочего движения начала XX в.»[88]. Главная же особенность его творчества последних десятилетий заключалась в исследовании относительно более узких проблем, с привлечением широкого круга архивных материалов, обстоятельство, вписывающееся в общее русло развития советской науки[89]. В 1950-1960-х гг. на основе тщательного изучения личных архивов деятелей французского революционного и социалистического движения (Г. Бабефа, М.-А. Жюльена, А. Мерргейма и др.), сосредоточенных в архиве бывшего Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС