А уже совсем неподалеку половецкий хан Кончак Атракович готовился к встрече дорогих гостей. Разведка донесла, что дружина русичей, не таясь и подняв над головами разноцветные полотнища, вышла к Осколу и дожидается князя Курского и Трубчевского Всеволода.

– Значит, через день-два они по Русскому броду переправятся через Донец и вдоль Салницы[40] выйдут на сакму Залозную[41], – размышлял вслух Кончак и, повернувшись в сторону своей ханум[42], коротко распорядился: – Высылай навстречу сватов да подружек невесты с подарками. Пусть Игорь увидит, как я ценю своего побратима.

Последние дни нелегко было и половецкому хану. И если Игорь таился от Киевского князя Святослава, то Кончаку доставалось от молодых ханов. Они обложили его, как собаки старого вепря на охоте. Особенно усердствовал Гзак со своим сыном Романом. Что бы не делал Кончак, этому Гзаку все не так. Оно и понятно, не хотят Бурчевичи да Токсобичи, чтобы Кончак поднялся и возглавил все орды половецкие. Когда прознали они о свадьбе дочери хана с русским княжичем, тут такое началось. Только и успевай от этих мух отбиваться. А что будет, если узнают они о планах Кончака пропустить Новгород-Северского князя в земли Тъмутороканские, открыв перед ним Залозный путь к морю Русскому? Одна надежда на то, что во время свадебного пира, на который он пригласит всех половецких ханов, ему удастся их уговорить поддержать его союз с русичами. Ну а после этого, получив такого союзника в тылу, как Игорь, он разберется с этим Гзаком и со всеми остальными недовольными ханами. Да и зятя иметь во главе Тъмутороканского княжества совсем не лишним будет. Но всему свое время, а пока рот на замок.

Ну а дальше все было в руках случая и Божьего провидения. Дружина Игоря вышла на протоптанную по весне половецкими лошадьми Залозную сакму и устремилась на юг – к речке Сюурлий[43]. Где-то здесь уже начинались родовые кочевья Кончака.

За время похода молодые княжичи Владимир и Святослав стали не разлей вода. Куда один, туда и другой норовит. Вот и сейчас их полки оторвались от основных сил и взяли чуть левее, где простиралась долина еще одной степной реки, название которой было им не ведомо. Молодые княжичи уже не раз принимали участие в походах на половцев, но так далеко в степь еще ни разу не заходили. Здесь им было интересно все – и неистовое пение соловьев в ночной прохладе речных дубрав, и степные птицы, с шумом вылетающие из-под самых копыт лошадей, и каменные истуканы, установленные вдоль сакмы на невысоких холмах, и многое-многое другое, чего юношам до этого видеть не приходилось.

Отряд всадников хана Гзака появился перед русичами внезапно. Выскочив словно из-под земли на ближайший пригорок, половцы принялись осыпать их градом стрел. За спинами княжичей послышались крики и стоны получивших ранение дружинников, несколько человек были убиты. Переглянувшись, Владимир и Святослав обнажили мечи и повели полки в атаку на противника. Однако поганые повели себя странно – не дожидаясь, покуда русичи приблизятся, они развернули своих лошадей и скрылись из виду. Выскочив на пригорок, где только что еще гарцевали половецкие всадники, княжичи увидели перед собой широкую балку, по дну которой петляла небольшая степная речка с болотистыми берегами. Их взору открылась длинная вереница из телег, двухколесных веж и всадников. По всему было видно, что кочевала небольшая орда. Разгоряченные в пылу погони всадники замерли только на миг и, увидев перед собой врага, бросились на него не раздумывая.

А Гзаку только это и было надобно. Он вывел русичей на сватов да подружек невестиных, которые ехали навстречу жениху знатному, а сам в сторону улизнул, как и не было его вовсе.