Теперь они жили вместе и собирались пожениться сразу после того, как она окончит институт. Хромой говорил:

– Высоконравственная девушка должна обладать двумя добродетелями.

– Какими еще добродетелями?

– Одна – развитие, вторая – открытость.

Пока она обдумывала его слова, он пояснил:

– Что до твоей персоны, то я буду тебя и развивать, и раскрывать. А открыта ты будешь только для меня.

Она почувствовала себя слегка уязвленной, но всё же ответила ему легким поцелуем. Больше двух лет этот волосатый парень «раскрывал» ее, не сбавляя обороты. Однажды глубокой ночью, подвыпивши, он со слезами, странно всхлипывая, сказал:

– Я готов всю жизнь потратить, раскапывая твою сокровищницу и отыскивая твой секрет.

– А когда выкопаешь всё и во мне останется пустота, что будешь делать? – проговорила она, выпятив влажные губы.

Он подскочил:

– Да разве такое возможно? Ни в коем случае! По моей предварительной оценке, у тебя такие богатые залежи, что для их полной разработки понадобилось бы с десяток мужчин, и то им пришлось бы трудиться всю жизнь, не отвлекаясь даже на еду… – Тут он сам понял, что сравнение прозвучало грубовато, и добавил: – То есть с этой задачей одному человеку не справиться.

– Тогда тебе не позавидуешь. – Она в конце концов научилась относиться к его словам с юмором.

Он рассмеялся:

– О, я охотно возьму на себя эту тяжелую миссию, другими словами, ответственность за это беру на себя!

Такой феноменальной энергии, пламенного и всегда внезапного энтузиазма, как у него, она больше ни у кого не встречала. Она понимала, что сама зависит от такой «разработки», потому что она же и является ее заказчиком и выгодоприобретателем. Часто, пока он безмятежно храпел, она приподнималась и рассматривала его, не пропуская ни миллиметра кожи. Во время таких ревизий она обнаружила, что грудь у него довольно развита, руки большие и мощные, как у питекантропа, пупок глубоко вогнут, а пространство ниже покрывает густой жесткий волос. Во сне на его лице проступало выражение скромности и кротости, сквозь слегка приоткрытые губы виднелись ровные белые зубы. Ей представлялось, что объект ее страсти никогда не одряхлеет и никогда не свернет с намеченного пути, и еще ей казалось, что по ночам от него исходит странный запах, как от домашнего поросенка. Она когда-то видела такого поросенка у одной из своих подруг, от его пятачка пахло чем-то приторным, но если принюхаться, то запах становился противным. Она крепко обняла своего милого, но он продолжал спать, пробормотав что-то сквозь сон.

За год до окончания института о ней поползли слухи. Знаете ли вы? Скорее пойдите гляньте, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! Слухи описывали ее как молчаливую и невероятно притягательную девушку. Но особенно сбивало всех с толку то, что она была настолько добродетельна, что, сколько ни строй ей глазки, она не удостоит тебя даже взглядом. Однако далее слухи всё больше нагнетались: ее считали поистине опасной особой! То была эпоха колоссальных перемен в общественных нравах; подобные сплетни множились и в итоге привели к куче проблем. Теперь не только молодые люди, но и старики теряли самообладание. Волнение захлестнуло даже солидных, известных ученых, и они спешили увидеть ее – не для того, чтобы что-то предпринять, а просто чтобы расширить кругозор и убедиться, что уличные пересуды не врут.

В последний год учебы ей постоянно докучали. Это ей льстило и в то же время приводило в смятение. Она как-то сказала Хромому: