Архаровы, военные в двух поколениях, служили подтверждением тому. Они занимали сразу две квартиры, 55-ю и 57-ю. Мы жили в 56-й, то есть между ними. Они часто ходили из квартиры в квартиру мимо нашей двери. Мама утверждала, что Архаровы подслушивают нас. Когда у нас в квартире начинался крик с тетей Любой, мама просила: «Тише, нас подслушивают!» И указывала пальцем на общую с соседями стену. «Да и пусть подслушивают!» – в запале кричал я. Мама мне тихо объясняла: «Так ведь они радуются, что мы ссоримся». Лично я никакого негатива от Архаровых не ощущал.

В 55-й однокомнатной квартире жили дед и бабка, а в двухкомнатной 57-й молодая семья Архаровых с сыном Володей. Володя по прозвищу Буратино – мой ровесник. С ним мне не всегда удавалось найти контакт. Он не ходил в нашу школу, а учился в школе Олимпийской Деревни с углубленным изучением английского, где преподавала язык его мать. Во дворе он гулял редко, но я пытался вовлекать его играть в футбол. У Володи была старшая сестра, известная крупным телосложением и тем, что её укусила лошадь – сестра занималась конным спортом.

Володя во время редких прогулок во дворе постоянно умничал. Например, он утверждал, что скоро серебро станет дороже золота. Долго и нудно пересказывал какие-то статьи. За это его не любили дети. Пару раз ему доставалось, но не сильно, в основном снежками. Однажды Архаровы пришли жаловаться на меня за такое преступление. Я угодил Володе снежком в лицо.

Тихими летними вечерами молодые Архаровы всей семьей выходили во двор играть в бадминтон. В этом было что-то аристократическое в их исполнении. Я часто присоединялся к ним, ведь никто больше не играл у нас во дворе в бадминтон.

Хотя бывали экзотические игры. Несколько мужчин играли в городки и даже в лапту, но вместо мяча была четырехгранная деревяшка. Они казались пришельцами из прошлого. Но они играли на полном серьезе.

Первая моя школьная учительница запомнилась ритуалом. Раиса Георгиевна была женщина пожилая, невысокая, полная и, очевидно, нездоровая. Минут за десять до окончания второго урока в нашу классную комнату приносили завтрак: стакан теплого какао, вареная сосиска и кусок белого хлеба.

Учительница, не дожидаясь перемены, брала граненый стакан с какао и затем медленно и непрерывно пила из него, замерев в неподвижной позе, выпучив больные глаза и смотря куда-то вдаль поверх голов учеников. Так она стояла с минуту, продолжая пить и глядя в одну точку. Все дети в полной тишине, не отводя глаз, смотрели на нее. Было в этом ритуале что-то энергетически таинственное.

Раиса Георгиевна не доработала с нашим классом даже до конца второго учебного года по причине ухудшения здоровья. Почему-то именно меня выбрали отнести ей домой поздравительную открытку на 8 марта (или это были майские праздники?). В открытке было пожелание сибирского здоровья. Я удивился такому выражению.

Жила она в доме рядом со школой. Дома я Раису Георгиевну не застал и потому просто положил открытку в её почтовый ящик. В школе взрослые удивились, что её не оказалось дома. Больше эту учительницу я никогда не видел.

Другая история с Анной Михайловной. Наша учительница на продленке. Мама устроилась на работу, и потому я стал ходить в группу продленного дня с первого класса. На продленке было много ребят и девчонок. Анну Михайловну любили все, и я в том числе. Очень приятная, интеллигентная и терпеливая женщина преклонного возраста гуляла с нами, помогала делать уроки, мирила поссорившихся, рассказывала истории и возила на экскурсии. Анна Михайловна частенько использовала немецкие слова, особенно для приветствия и прощания.