И тут, внезапно, я заметил какое-то движение со стороны дома! Прямо за спиной Ирены что-то начало происходить. Она стояла лицом к дороге и продолжала набирать меня, тогда как за ее спиной оживало нечто страшное и невообразимое!

Покрывшаяся пузырями черная стена дома превращалась в гигантскую воронку, из глубины которой валил грязными клочьями пепел. Прикованный к месту, я все еще не понимал до конца, что действительно вижу это! Холодный рассудок отказывался принять происходящее!

Но вот когда из черноты дыры полезла жуткая громадная клешня, проткнувшая нутро Ирены со спины, утаскивая ее внутрь страшной пустоты, я возопил и бросился бежать, что было мочи!

Будто оказавшись внутри кошмарного наваждения, придуманного самим собой, теперь я не мог выбраться из него, как бы сильно не убегал! Повсюду меня поджидал ночной мрачный город, неизбежно напоминавший своей угрюмостью о моем злодеянии.

Промчавшись по парку у Кафедрального собора, я остановился перевести дыхание на пересечении с пешеходной улицей. Уличное кафе еще не было закрыто, я видел свет за стеклом, но подойдя ближе, не заметил кого-либо за прилавком. Тут только я понял, что вокруг совсем не было людей! Я сделал пару шагов в сторону, заглядывая за кафешку, за который всегда располагались столики для клиентов, и там тоже не было ни души.

Хотя нет, вглядевшись в крайний ряд столов, я распознал сидевших там людей. И тут же меня бросило в жар, по телу пробежала дрожь, я в ужасе затрясся, не веря своим глазам! За разными столиками по отдельности сидели Ирена, тот самый бродяга и школьница! В ушах раздался плач ребенка, а после громыхнул злорадный громкий смех!

В ужасе я побежал вниз по пешеходной улице, споткнулся и прокатился кубарем несколько метров. Вскочив на ноги и приложив ладонь к лицу, понял, что расшиб лоб. Лихорадочно соображая, я вбежал в первое попавшееся заведение – это была пивная с зимней крытой террасой. Сбив с ног официанта, я вбежал в туалет и сунул голову под холодный кран. Остановив кровь из раны, которая оказалась не такой серьезной, я принялся мыть руки.

Подняв голову на зеркало, я еще раз осмотрел рану на лбу, а когда опустил взгляд на руки, то вновь затрясся лютой дрожью! Вода тщетно текла по моим почерневшим ладоням, которые никак не становились чище! Сколько бы я не мылил руки, сколько не тер ладони друг об друга, черная маслянистая копоть не отмывалась с моих рук…

Глубокой ночью, ближе к предрассветному часу, я встал прямо напротив устрашающего дома. Он был полностью черный. Весь. От фасада до крыши. Насытившись невинными сполна, он принял свой законный вид. Он отомстил за своего незаслуженно убитого хозяина. Теперь ему нужен был новый владелец. Чугунные ворота справа приоткрылись с хриплым скрипом. Я вошел в них…

Каждое утро я стою в окне своего дома и смотрю на ряды спешащих на работу горожан. Я слышу звук сигналящих машин. Меня не заботят и не тревожат все эти ежедневные хлопоты, вся эта мирская суета: кредиты, детские сады, чужие жены… Я вверил свою жизнь этому дому, он, безусловно, позаботится о мне.

По бульварам Кишинева гулял противный ноябрьский ветер, вздымая вверх последнюю опавшую листву. Было морозное воскресное утро, из тех, когда солнце уж светит вхолостую, не позволяя расправить съежившиеся плечи под демисезонным пальто.

Был всего одиннадцатый час утра, когда Прокоп вышел на Пьяный угол и, сгорбившись, проследовал в знакомую рюмочную. Его подавленный моральный дух и уставшее тело требовали восстановления сил, и наш герой, измученный похмельем, приободрял себя мыслишкой о стаканчике вина.