– А мы вышли и наперегонки припустили по бульвару.

– А Семён кричал, что вечеринка удалась!

– Двадцать пять лет мы не виделись, Коля.! Да? Как ты живёшь-то? Как Питер?

– А ты как, Ося? Нобелевку отхватил, по радио говорят. Вот пруха?! Ну кто бы мог подумать?

– Я бы мог подумать!

Так Ося довёл меня по каменным джунглям Нью-Йорка до ресторана «Русский самовар», который оказался его собственностью. Домой из Лос-Анжелеса мы с Никитой в большой компании возвращались через Нью-Йорк и он решил там отпраздновать «Оскара». Пили «Столичную» и закусывали пельмешками. Орали песни «Битлз» во всю глотку. Но ментов так никто и не вызвал. На следующий день мы улетали в Москву. Это был третий раз, когда жизнь на своих закоулках свела меня с Иосифом Бродским. И как оказалось – последний…

Но вечеринка удалась!

Студёной, промозглой питерской осенью, в бытность мою студентом ЛИАПа, я участвовал в переписи населения СССР. Студентом я был любознательным и кроме предметов по изучению космических летательных аппаратов имел склонность к прекрасному. Частенько заходил в библиотеку Академии художеств и почитывал там книжки с картинками. Насмотревшись прекрасного, легко мог отличить антиквар от всякой шелухи и прикупить в комиссионке стоящую вещь. Ну со временем от пролетарской нужды можно было вещички такие и продать каким-нибудь зверькам. У зверьков денег не куда было девать, и они любили покупать красивые безделушки.

И вот как-то по делам переписи пришел я в огромную коммуналку на Крюковом канале. Таких много было. А точнее только такие и были здесь в центре Ленинграда. Захожу в одну комнату, в другую, в третью. Переписываю население, заношу все данные в специальные листки. Где порядок, где хлам – всё по хозяйкам. Народ сплошь трудовой, рабочий и служащий. Строители коммунизма. Только в чуланчике ютилась одинокая интеллигентная старушка со знанием иностранных языков. Да её и старушкой-то трудно было назвать – такая она была ухоженная и опрятная.

В самой большой комнате с шикарным видом на Никольский собор жили старик со старухой, пенсионеры военные как оказалось. То есть он полковник ОГПУ в отставке, а она при нём жена. Домохозяйка значит. Вы так не думайте-тоже трудная работа, ОГПУшники дома очень привередливые. Отыгрываются на домашних.

Комната огромная, а хламом завалена до потолка. Посреди комнаты стол стоит круглый на одной разлапистой ноге. На столе кастрюли да сковородки, от которых на столешнице множество чёрных прожжённых кругов. Отодвинула тётка сковороду, место мне для записей освободила, а там сквозь черноту эту цветы проступают.

– Где спрашиваю такой столик купили, гражданочка?

– Ну вот ещё! Стала бы я такую гробину покупать. Это от хозяевов нам досталось. Советская власть дала.

Понял я сразу, что столик этот «маркетри» и запала мне в голову мыслишка, как у Родиона Раскольникова. Но тётя стреляная мысль мою сразу поняла и говорит:

– Если поможешь нам стол на помойку вынести, студент, можешь с ним, что хочешь делать. Хоть на лыжи пили, хоть на санки. Мы уже денег подкопили, новый купим. Аккуратный. Можно будет хоть по комнате пройтись.

– Ладно! говорю – Помогу, конечно.

Потом отставник начал причитать про то, что жизнь быстро пронеслась и он не успел всех гадов-буржуев перебить. Жаловался, что до коммунизма ему, как видно, не дотянуть. Я данные записываю и по сторонам поглядываю.

А по стенам мебель стояла – музейная. Бюро с черепаховой инкрустацией от Буля, горка красного дерева времён Павла I и огромный голландский шкаф с резными дубовыми дверками. Вазы фарфоровые, статуэтки. На стене, над камином пылала зимним закатом огромная картина в золочёной раме в стиле Клевера.