5. После этого выключить духовку и оставить кантуччи на листе еще примерно на 5 минут.

6. Достать кантуччи из духовки. Дать полностью остыть перед подачей на стол.

Можно упаковать печенье в красивые мешочки для подарка или подавать к чаю, рюмке вин санто.

Ольга вошла в кабинет и прислонилась к косяку двери. Ноги вдруг превратились в две переваренные вермишелины – вялые и непослушные. От страха бросило в жар, и по спине меж лопаток пробежала предательская капля холодного пота.

– Заходи-заходи. Да не волнуйся ты так, – Галина Петровна, не поднимая глаз от бумаг, пригласила пациентку. – Раздевайся. Как всегда, до пояса.

Оля послушно ступила за ширму.

– Подними руки вверх.

Мягкие, теплые пальцы врача перебирали лимфы, как пальцы пианиста перебирают клавиши. Ольге стало неловко за мокрые подмышки, и она отвернулась. Взгляд уперся в стену: в таблицу с анатомическими картинками, изображающими женскую грудь в разрезе. Ольга горько усмехнулась – у нее-то все вырезано. Осмотр был коротким.

Галина Петровна уже сидела за столом, внимательно рассматривая лабораторные бланки, а Оля все еще возилась с кофточкой. Пуговицы выскальзывали из влажных пальцев.

– Ну, что ж, голуба моя, поздравляю! Похоже, что мы справились. И лимфы в норме, и онкомаркеры не выявлены. Лейкоцитов еще маловато, и нейтрофилов хотелось бы побольше, но это дело наживное. Главное – маркеры на нуле.

По щекам покатились слезы. Не то от радости, не то от боязни: не ошибка ли. Оля утирала их концом шарфа, уложенного красивой чалмой вокруг лысой головы.

– То, что маркеров нет – это хорошо, но ведь и сил тоже нет. Ни волос, ни вкуса, ни обоняния, – робко жаловалась она.

– Все вернется, уверяю тебя. Терпение и положительные эмоции завершат лечение. – Врач вышла из-за стола и обняла пациентку за плечи. – Поезжай-ка ты, голуба моя, отдохнуть. Тебе куда хотелось бы съездить?

– Я ведь до болезни кулинарным блогером была. Почти весь мир объездила. Смешно сказать, на Кавказе ни разу не была. Ни в Грузии, ни в Армении.

– Так за чем дело стало? Иди, заказывай билеты! И с Богом!

Ночью случилось землетрясение. Несильное. Толчок, потом еще один. Медные кувшины, подвешенные над плитой, издали тихий перезвон, и лавка, на которой спал Араик, пару раз качнулась. Подумаешь! Она и без того колченогая и качается каждый раз, когда на нее садятся. Но бабушка Ануш быстро вскочила на ноги, повязала платок концами назад, подхватила на руки одноухого кота по кличке Урод, растолкала внука и велела быстро выходить на улицу…

Землетрясение оказалось ненастоящим. Даже и не рухнуло ничего. Просто под ногами пробежала гулкая волна, как будто тот, кто спал под землей, накрывшись ею как одеялом, глубоко вздохнул.

Вот в прошлом году тряхнуло так тряхнуло. Даже часть горы, на которой стояла слобода Конд в квартале Шахри, самом бедном и самом никчемном районе Эребуни, отвалилась. Хорошо еще, что на том склоне не было жилья, а только кладбище. Часть могил упала в обрыв. С тех пор ночной туман, поднимаясь из него утренними струйками пара, приносил не свежий запах росы, а гнилое зловоние.

Запахи. Вот, что и привлекало, и пугало его. Позже, когда Араик подрос, он понял, что чувствует запахи гораздо острее, чем остальные. Бабушка рассказывала, будто на земле есть люди, которые верят в то, что бессмертная душа, вылетев из мертвеца, находит себе нового хозяина. Им может стать кто угодно – хоть лягушка, хоть корова. Так души переходят из одного живого существа в другое. Араик верил в то, что он, наверное, в прошлой жизни был собакой. Те тоже за версту все унюхать могут.