Еще один парень, Игорь, из первого подъезда, которого никогда по имени не звали, имел сразу несколько основных кличек: Студент и Сырник. Студент – когда-то он ходил в школу с дипломатом, хотя дипломаты вообще были одно время в моде, и я сам проходил с ним целый год, несмотря на то, что с обычным портфелем было гораздо удобнее. В общем, Студент не всегда учился в школе, его отдавали в интернат, хотя родители у него были. Даже не знаю, какие у него были психические отклонения, но со временем он уже не учился в обычной школе. Он вызывал смех – он и был смешным: заикался и говорил невнятно, каким-то скрипучим голосом, сам маленький, сросшиеся, как у взрослого мужика брови, курчавый, как эфиоп. Над ним насмехались, задавали всякие провоцирующие вопросы, но беззлобно, нельзя сказать, что над ним издевались, а Сырник-Студент уверенно что-то отвечал, чаще всего, преувеличивая и привирая без зазрения совести, и часть речи его понять было очень сложно. Его никто не бил, быть может, кто-то мог побороться в шутку. Становясь старше, Студент простаивал возле подъезда часами, именно возле подъезда, никуда не отходил, домой не возвращался, и в каком-то смысле превратился в «предмет интерьера». Многие выросли, закончили школу и потихоньку начали разъезжаться, а Студент все нес свою странную стражу возле первого подъезда.

Пока однажды не исчез куда-то, «ушел в историю», как уходит все, и его благополучно забыли соседи, как с течением времени люди забывают почти все.

4. Сережа

Отдельно надо рассказать о соседском мальчике, который в начальных классах был моим одноклассником. И которого я могу назвать своим первым настоящим другом. Мы сдружились не сразу, это вышло скорее через отношения во дворе, а не в школе и классе. Я уже и не помню, как все начиналось. Наверное, очень незаметно и постепенно, как на морской берег наступает прилив. Опять тут помог футбол – Сергея брали играть, как и меня.

Сергей жил не в нашем дворе, а в частном доме, по Комсомольской, позади того дома № 32, который был ближним к улице Советской. Это буквально две минуты ходьбы от моего дома, но тогда, в сравнении с ребятами из соседних подъездов, Сергей и соседским мальчишкой не казался. Был он пониже меня, близоруким, обычной комплекции.

И еще он был евреем по матери.

В те годы, до массового отъезда еврейского населения в 1991 году в Израиль, почти в каждом классе было минимум два-три еврейских ребенка. Беларусь, земля, которая была исконно невероятно терпима к другим нациям и вероисповеданиям, была чисто беларуской лишь в сельской местности: лишь там говорили на родном языке. В городах же, еще с давних времен, проживал приличный процент евреев. В те годы по национальным признакам никто никого не выделял. Даже среди детей не было принято говорить, что вот он – еврей или она – еврейка. Говорить об этом открыто считалось грубым и некультурным.

Так уж получилось, что моими самыми близкими друзьями в разное время школы были именно еврейские дети. В средних классах – Леня, еврей по обоим родителям, а в выпускных – Саша, еврей по отцу, который даже не доучился до выпускных экзаменов, в 11-м классе уехав с родителями в Израиль.

С Сергеем мы по-настоящему сдружились уже ближе к концу начальных классов, когда чувствовалось, что мы взрослеем, и нам уже интереснее проводить время со сверстниками, а не стадное общение с теми, кто постарше. Мы прошли школу футбольных матчей, став кем-то вроде «фронтовых друзей», если такое сравнение допустимо. Сергея часто ставили на ворота. Вряд ли потому, что он был лучший голкипер, скорее, как самого младшего и наименее полезного в центре поля.