Старый морщинистых король Хлодвик-Карл нахмурился и прошамкал:

– Берта, дочь моя любимая, я прошу тебя не позволять себе таких некрасивых слов в адрес её величества королевы Ульрики Ротенбургской, и оказывать ей соответствующий почёт, хотя понимаю, что ни мне, ни тебе нашу ненаглядную милую Августу-Генриетту не заменит никто…

Ульрика, смущённая, расстроенная после этого инцидента окончательно, скучая, еле-еле досидела до конца приёма, для приличия приняла поклоны от вельмож и послов, чуть-чуть посмеялась над шутом, да съела от скуки, аппетита из-за плохого настроения не было совсем, кусочек деликатеса из солёной красной рыбы и маленький кусочек тортика…

… Когда за полночь король-муж Ульрики пожал ей спокойной ночи, а слуги проводили её в её спальню – королевский будуар и помогли переодеться в ночную сорочку, девушка со слезами уткнулась в подушку, взъерошив длинные пепельные блондинисто-жемчужные волосы с мыслью: «Ну, я так и знала, что никакой любви, никакого счастья меня тут не ждёт, никто меня не любит, я сейчас одинока, муж даже не попытался провести первую брачную ночь, потому что он явно дал понять, что равнодушен ко мне. А эта придворная жизнь королевы со множеством обязанностей ужасна, да и Фредерика-Берта – невыносимо заносчивая девица…».

Глава « Великий кутюрье к услугам королевы…»

… Так вяло, и скучно утекли два месяца после свадьбы. Ульрика в парчовых пышных платьях с жерновами и короной походила на красивую фарфоровую куколку и чувствовала себя, как в настоящей золотой клетке. Чувство одиночества не покидало девушку, её муж Хлодвик-Карл ни разу за два месяца не пришёл в будуар своей жены, ни разу не обнял, не сказал ласково слова, не говоря уж о том, что совсем не озабочивался супружеским долгом, их общение кончалось взаимной вежливостью короля и королевы на приёмах.

Зато старых седой Хлодвик-Карл любил вечером, когда сделаны все государственные дела, которые он решал только сам, полностью отстранив от них Ульрику, сидеть долго в мягком кресле и любоваться свадебным портретом своей первой жены, королевы Августы-Генриетты и себя в юности. Ульрику эта привычка мужа доводила до белого каления, она плакала у себя в спальне, закрыв плотно тяжёлый бархатный тёмно-синий балдахин, и причитала:

– Если ты, старый бородатый козёл, так сильно любил свою первую жену, то почему, овдовев под старость лет, решил жениться на мне? Старческий маразм что ли рановато начался?!!

С надменной принцессой Фредерикой-Бертой у Ульрики вообще не складывались отношения, если капризная высокомерная принцесса и общалась с мачехой-ровесницей, то только, чтобы как-то уколоть, унизить Ульрику, что усугубляло скорбь Ульрики.

Хотя того, что девушка боялась больше всего, не справиться достойно с обязанностями королевы, не случилось. До политики её никто не допустил, а сложный нудный дворцовый этикет приёмов и балов Ульрика выучила за первую неделю.

Тяжелее всего Ульрике было смириться с мыслью, что она никогда не станет мамой, никогда не родит никакое дитя, не почувствует себя полноценной женщиной, оставившей миру прекрасных наследников. Никогда не выполнит так значимого для неё женского предназначения…

Эти мысли тяготили её целым булыжником на душе, но Ульрика отвлекалась от них, когда приглашала в гости сестрёнку Герду, ни с отцом, ни с матерью Ульрика не общалась принципиально, в обиде за такую женскую долю. А с весёлой рыжеволосой худенькой Гердой с ясными голубыми глазками и веснушками на личике Ульрика очень даже приятно общалась, свою младшую сестру девушка любила по-прежнему сильно, и вдвоём им всегда находилось, о чём поговорить, помечтать, что рассказать…