Негр, сделал выверенную паузу, наморщил лоб, демонстрируя озабоченность, посмотрел сквозь озадаченного Мага, и видение медленно растаяло. Маг снова увидел довольного Софоса, стоящего у противоположного борта, голубое небо и услышал плеск волн.

–Никомедас, впереди Дельфиний мыс – прокричал с кормы рулевой. Никомедас встал с кресла, подошел к борту и, вглядевшись в очертания берега, махнул рукой. Кормчий начал отдавать приказания, матросы схватились за канаты, управляющие парусом, гортатор тоже коротко гаркнул, и гребцы заняли свои места на скамьях. Гортатор ударил в барабан, и весла дружно опустились в воду, разгоняя судно. Кормчий навалился на кормовые весла, и калас начал менять направление, отворачивая свой загнутый нос от берега и направляясь в открытое море. Матросы совместными усилиями развернули парус, поймали ветер и начали крепить канаты. Никомедас уже вернулся в кресло, попивал из бронзовой чаши вино и с важным видом слушал разглагольствования Софоса о величии греческих мореходов, не боящихся плавать прямо через открытое море, в отличие от египтян и финикийцев, боязливо крадущихся вдоль берега. Маг согласно покивал головой, показывая полное одобрение мнения Софоса, и еше раз попытался расщепить зрение на три части, но новое зрение проскальзывало на периферии сознания и ускользало, не давая никакой картины. После нескольких неудавшихся попыток Маг прервал опыты и начал размышлять над возможностью использования внезапно проявившегося нового свойства своего Дара – предвиденья. Дар предвиденья был присущ практически всем волшебникам, но присутствовал неявно и проявлялся обычно слабо, в виде ощущений, влияющих на принятие решений при выборе возможных путей действия в сложных ситуациях. Видения четкой, детальной картины будущего достигались у немногих волшебников. Возможность контролируемых видений встречалась еще реже, такие волшебники были наперечет и редко использовались в качестве боевых единиц. Исключением из правил был глава Верховного Совета Великого Магриба волшебник Горх, сочетающий в себе и качества боевого магика и контролируемый дар провидца. Остальные волшебники, использующие боевое искусство старались отказаться от неконтролируемого дара, потому что в момент видения, волшебник не мог контролировать события, происходящие вокруг, и становился легкой добычей врагов.

Маг оценивающе поглядел на Гамида, который спокойно вырезал из деревяшки очередную фигурку. Терять новое проявления своего дара Магу не хотелось, он уже решил, что такое свойство стоит риска его внезапного появления, а если в дальнейшем научиться управлять даром предвиденья или хотя бы предчувствовать начало его проявления, то опасность можно значительно уменьшить, а вот пользы от использования этого дара может быть очень много. Но до тех пор, пока Маг не научится управлять приступами внезапного предвиденья, придется именно Гамиду охранять Мага в случае внезапного отключения его сознания от окружающего мира. Конечно, странно было бы доверять свою жизнь прирожденному убийце, тем более убийце, который долгие для него годы безуспешно пытался убить Мага, но других вариантов пока не было. К тому же Маг привык полагаться на свое искусство волшебника, и пока что волшебство его не подводило. Он вспомнил, как в первую же ночевку на каласе, повернувшись на своей циновке с одного бока на другой, открыл глаза и обнаружил склонившегося над ним Гамида с обнаженными кинжалами в руках. Обычно спокойное лицо Гамида было покрыто потом и выражало предельное напряжение. Маг сонно улыбнулся Гамиду.