Надев платье, она спросила у Евы: -Ну, как мне?

– Красиво, – пожала плечами Ева, – но зачем тебе это?

– Женщиной себя почувствовать, ответила ей Хельга, и начала снимать платье. В самом деле, зачем сорить бисером перед свиньями.

Вдруг, дверь в подвал снова открылась, и на пороге появился Иван с сыном. Он внимательно посмотрел на Хельгу в платье, и отвел глаза так же, как он отводил глаза от её ночных рубашек в шкафу. Марта приподнялась со своего места, и стала внимательно смотреть на Егора, к Ивану она уже привыкла, опасности от его не было, а вот русский парень для неё был существом непонятным, и за ним следовало следить.

А Егор, не отводя глаз, смотрел на Еву. Он не видел до сих пор таких красивых девочек, как ему казалось, в полумраке она ему виделась ангелом с икон, которые были в церкви, куда его водила тётка. Ева тоже смотрела на Егора, и думала, насколько он является противоположностью ее друга Ханса, который и в шестнадцать лет был пухлощеким неловким подростком..

– Папа, спросил он, – а можно я с девочкой погуляю, как-нибудь во дворе?

– Можно, если осторожно, – скаламбурил Иван. Он поймал обеспокоенный взгляд Хельги, и постарался объяснить, о чем они только что говорили с сыном. Хельга понимающе кивнула, подумав, что она как минимум выходит с собакой, а Ева сидит в подвале безвылазно. – Morgen? – спросила она. – Nein, Sonntag – ответил он, подумав, что в воскресенье у них будет меньше шансов наткнуться на патруль. Что будет, если патруль их все-таки задержит, Иван думать не хотел, это было за гранью его понимания.

Ева точно помнила тот день, когда отец принес Марту домой. Они, вместе с другом Хансом, розовощеким пухлым оболтусом, весь день провели возле огромной котельной завода, в том месте, куда сливался деготь, образующийся после сжигания огромных куч угля. Ева, в ее четыре года, ничего не знала о процессе пиролиза, в результате которого и получался дёготь, но его запах она знала с рождения, поскольку котельная находилась не более чем в ста метрах от их дома, и её мама часто гуляла с коляской и маленькой Евой недалеко от этого огромного озера дёгтя.

Сегодня их с Хансом привлекли заросли странного растения, похожего на крапиву, но совершенно не обжигающего, зато имевшее цветы в форме колокольчика, на самом дне которого притаился сладкий нектар, за который дети воевали с пчелами и муравьями. Ева и сама не заметила, как дошла до забора, ограничивающего территорию котельной. Забор был сделан из колючей проволоки, и Ева, потянувшись за очередным цветком, больно напоролась лицом на колючку, зашипела от этого, она вообще не плакала, в отличии от нытика Ханса.

– Больно? – попытался утешить ее Ханс. – Давай подую…

– Нормально ответила Ева, которой на самом деле было очень больно, но отец учил ее, что признаваться в этом стыдно, тем более мальчику, который ей то ли нравился, то ли был менее противным чем все остальные мальчишки вокруг. Она всё-таки дотянулась до того цветочка, но для этого ей пришлось опереться рукой на землю, где, как назло, находилась небольшая лужица дёгтя.

Пришлось идти домой с грязной рукой, дёгтем на рукаве платья и царапиной на щеке, ожидая, что мама дома закатит скандал. Мама не терпела никакого беспорядка, все кастрюли дома были всегда начищены, а на мраморном полу кухни можно было проводить медицинские операции. Ева была не такой чистюлей, как мама, поэтому мать частенько ругалась на неё, заставляя дочку, несмотря на возраст, самостоятельно стирать и отмывать испачканное.

Зайдя в квартиру, она приготовилась услышать очередные крики и ругань от матери за внешний вид, однако мать не вышла в коридор встретить ее, они с отцом ругались где-то в глубине их огромной квартиры. Ева быстро сняла платье, сунула его в корзину с грязным бельем, и пошла отмывать руку в ванную комнату. Она вообще была довольно развитой и самостоятельной девочкой в ее 4 года. Царапину, конечно, никуда не денешь, но царапину матери и не надо будет отстирывать.